Как мы ездили к батюшке Николаю Гурьянову

Встрече с батюшкой Николаем Гурьяновым я обязан мусульманке, жене моего тюменского друга Степана. Он вышел из простой деревенской семьи, где было девятеро по лавкам, и принадлежал к той редкой сегодня породе людей, чье «да» это «да», а «нет» это «нет», а всякое лукавство их смущает и заставляет краснеть. Оказавшись в городе, они и там умудряются жить не спеша, основательно и серьезно, и когда приходится выбирать, меряют семь раз по семь, но уж если за какое дело берутся – с собаками не оторвать. Бог таких любит, а городские терпят, потому как надежные.

Когда Степан пришел в Церковь, многое в жизни решил поменять. Первым делом убрал на бутылках с минеральной водой «Тюменская новая», которую разливают у него в цехе на источнике в родном Исетске, крестики с храма на этикетке. Люди потом бутылки в мусор – и получаются, что и святые кресты тоже в мусор, а это для православных недопустимо. Он с батюшкой это обсудил, и тот его горячо поддержал. Картинку уменьшили, чтобы подробности потерялись, и – хорошо. А на свое первое Причастие Степан уговорил меня поехать в Тобольск на архиерейскую службу в Софийский собор, чтобы запомнить на всю жизнь. Мы и вправду эту поездку надолго запомнили – еле живы остались...

Об этом стоит рассказать. Приехали мы в Тобольск, к мощам святителя Иоанна приложились, помолились, а после вечерней пошли в гостиницу правило к Причастию читать. Почитали – и спать. Утром я проснулся от страшной головной боли. В глазах темно, тошнота, озноб, все тело ломит, как от угара, когда печь рано закроют. Только в нашем двухместном «люксе» никаких печей не было. Одни картины местных живописцев с храмами и пейзажами. Из соседней комнаты голос: «Дионисий, я не могу причащаться! По-моему, я заболел!» Смотрю, а он и вправду весь бледный, и глаза больные. Очень мне не понравилось, что вчера мы были совершенно здоровые, а тут разом заболели, и вот это особенно «я причащаться не могу». Уговаривать взрослого дяденьку бесполезно, и я решил прибегнуть к радикальным средствам: «Если ты сейчас же не встанешь, и в храм на Причастие не пойдешь – мы больше не друзья! Знать тебя больше не желаю!» Он удивился, поохал, поахал, но из-под одеяла вылез. Кое-как мы выбрались на улицу и поковыляли в сторону храма, благо недалеко. У ворот я взял с него слово, что пока он не причастится, из храма не выйдет. Служба шла своим чередом, а мне становилось все хуже. Бабушки сначала думали, что молодой человек пьяный, а когда поняли, что нет, усадили на скамеечке. Когда я причастился, лучше не стало. Я начал задыхаться, каждый удар сердца отдавался болью в ушах, перед глазами все плыло. К счастью, подошел Степан, улыбка шире лица. Только говорит, «херувимскую» запели, болезнь сразу исчезла. А когда к Чаше шел – сердце чуть из груди от радости не выпрыгнуло! Взял меня под руку и повел в семинарию к врачу. Тот меня осмотрел и пожал плечами: «Я вижу, что вам плохо, но не знаю почему». И вызвал «скорую». Те тоже ничего не нашли, вкололи мне несколько ампул с обезболивающим, которое на меня не подействовало. В Тюмень я возвращался на разложенном кресле переднего сиденья с курткой на голове, чтобы не потерять сознание. Друг вез меня во Вторую городскую к знакомым врачам на обследование. Но врачи не понадобились. Только мы въехали в Тюмень, боль исчезла, словно ее выключили. Раз – и нету. Зачем врачи? Какое обследование? Я здоров, полон сил, и на сердце соловьи поют! Потом наш друг протоиерей Знаменского собора отец Николай Цирке сказал нам, что это были демоны. Их работа. Ненавидят они тех, которые решается со Христом жить! Пакостят вполне ощутимо и явно, чтобы человека не допустить к Телу и Крови Христовой!

Когда с духовной жизнью мой друг более-менее разобрался, обратил свой взор на семью. А дома у него жена-мусульманка. Пускай двадцать лет душа в душу, пускай скоро внуки, но мусульманка же! В Церковь не ходит, книжки духовные не читает, и вообще к духовным исканиям мужа относится с подозрением. Он было попробовал ее просвещать, но это у него не очень получилось. И решил тогда Степан найти себе жену православную, духовную, чтобы держась за ручки вместе в храм по воскресеньям ходить! Стал к теткам в платочках в храме приглядываться, разговаривать с ними на разные духовные темы с улыбочками да переглядами. Отец Николай видит, что дело плохо, и посоветовал нашему другу с каким-нибудь духовным батюшкой этот вопрос решить.

И Степан предложил мне поехать с ним на Залит к батюшке Николаю Гурьянову, а еще на Валаам, где у меня жили друзья. В монастырях он тоже никогда не был, и очень хотел там побывать.

На Северном Афоне мы встретили день преподобных Сергия и Германа Валаамских чудотворцев и получили столько милостей от Бога, что слов никаких не хватит! По дороге Степан переживал, что там нас заставят траву косить. Кто-то из «бывалых» странников, которых много можно встретить в монастырях, рассказал ему, что на Валааме всех паломников без исключения, старых и малых, заставляют это делать. Я смотрел в его доверчивые искренние глаза и не знал, смеяться или плакать. Но обещал с отцами насчет покосов поговорить.

Валаамские батюшки про покосы ни слова нам не сказали, зато поселили нас в домике, где мы жили с лицами, сопровождавшими Святейшего, и корреспондентами центральных газет. Первым делом отцы показали нам поленницу с аккуратно уложенными березовыми дровами, чтобы мы печи не ленились топить. Сначала мы удивлялись – лето же на дворе! А как солнышко закатилось и пар изо рта пошел, очень они нам пригодились. А как хорошо молиться, когда дрова в печке от жара трещат!

Мой друг-послушник, который жил на Валааме четыре года, и у которого была отдельная келья в Никольском скиту, после службы водил нас по святым местам и рассказывал о монашеском житье-бытье. Перед праздником отцы благословили нас перетаскивать мощевики и святыни в главном храме монастыря Спаса-Преображенском соборе. До сих пор не забуду, как мы несли большую икону Пресвятой Богородицы. Пожилой батюшка-иеромонах семенит рядом и причитает: «Братья, только не уроните, только не уроните! Эта икона чудотворная!» Такая милость Божия!

На Залит мы приплыли рано утром. Стоял тихий солнечный день. Озеро блестело, как зеркало. Мы вышли на причал и увидели вдалеке идущего по воде высокого худого человека в задранной рясе. Фигура показалась до боли знакомой. Подходим ближе – а это отец Николай из Тюмени, который благословил нас на эту поездку! Оказывается, вместо санатория на море, где он должен был поправлять здоровье, он поехал к батюшке Николаю! Снял с матушкой и дочкой Серафимой домик на острове и каждый день наслаждался общением с батюшкой. Это, говорит, для моего здоровья лучше всех санаториев вместе взятых! И повел нас в гости к себе – уху со снетками есть.

Основательно подкрепившись знаменитой ухой, мы со Степой отправились к батюшке Николаю Гурьянову, чей маленький зеленый домик стоял на соседней улице возле кладбища. Еще по дороге на остров мне очень хотелось что-нибудь ему подарить, только вот что? Книжки? Иконы? Все это и без меня подарили. А с Валаама у меня хранилась большущая праздничная просфора, которую мне благословил один сербский иеромонах, чей монастырь разбомбили американские «миротворцы». Эту просфору я берег, а теперь решил подарить отцу Николаю. Со святого праздника от чистого сердца! Первым человеком, которого мы увидели возле домика батюшки, была знаменитая келейница, которая любила фотографов палкой колотить. Она и сейчас стояла на своем боевом посту, и ругала какого-то незадачливого человека с фотоаппаратом, посмевшего батюшку снимать. «Ага, – кричала она на всю улицу, – сейчас фотографий нащелкаете, а потом в город поедете продавать! Знаю я вас!» Человек что-то лепетал в ответ, что это на память, на всю жизнь, а она кричала еще громче и силилась стукнуть его палкой. Батюшка Николай что-то тихо ей сказал, и она недовольная ушла в дом. Вот я рассказал это, а кто-то спросит: «Зачем?» Ведь все же знают, что вокруг Божиих людей одни лишь ангелы да святые люди. Ангелы, как и люди, бывают разные...

Когда подошла моя очередь, я взял у батюшки благословение и протянул свой подарок. Батюшка Николай взял просфору, подержал, посмотрел на нее, и вдруг говорит, глядя мне в глаза: «Возьмешь ее от меня?» Я немного растерялся, но ответил: «От тебя возьму».

Все правила приличия от неожиданности позабыл! Первая мысль в голове: «Скоро умру». А потом другая, поприятнее: «Наверное, епископом стану». Вам смешно, а мне тогда не до смеха было! К счастью, ни того, ни другого, со мной не случилось...

Затем отец Николай велел мне снять рубашку, помазал всего святым маслицем и благословил на прощанье. Я ничего у него не спрашивал, а просто хотел повидать настоящего Божиего человека, бывшего светильником веры в безбожном мире и окормлявшего чуть не половину верующих нашей страны. А затем мы пошли в храм Святителя Николая, помолиться у чудотворной иконы Матери Божией «Благодатное Небо». В тяжелые смутные времена с этой иконы была похищена серебряная риза, и когда отец Николай приехал на остров, постарался убрать образ Матери Божией в подобающее одеяние. Игумения Тавифа из Свято-Духовского монастыря в Вильнюсе два года шила ризу Богоматери на голубом бархате. Когда риза была окончена и одета на икону, игумения Тавифа почила от тяжелой продолжительной болезни. Вышитая ее руками риза и сейчас украшает святой образ.

Вечером отец Николай, который из Тюмени, говорит нам: «Мы с Серафимой собираемся к батюшке. Пойдете с нами?» – «А можно?» – «Нужно!». И мы все вместе отправились к отцу Николаю.

Народу у его домика было человек сорок. Радостные все, сейчас с батюшкой встретятся! Солнышко светит, все кругом расцветает, птицы поют! Стоим, улыбаемся, очередь идет. Вдруг, откуда не возьмись, в толпу влетает белый голубь и садится мне на правое плечо. Посидел, поворковал, а потом перелетел на голову. Народ потихоньку вокруг расступаться начал, наш друг, отец Николай с улыбкой головой покачал, а Серафима у него на руках радостно засмеялась. А я совсем растерялся. Сначала батюшка просфору мне обратно отдал, а сейчас вот голубь у меня на голове сидел...

Но что я все о себе, да о себе! Лучше я про Степана расскажу! Его история поинтереснее моей будет. Конечно, батюшка Николай не благословил его с женой-мусульманкой разводиться, а благословил делами свою веру перед ней исповедовать. И положиться на волю Божию. Так мой друг и сделал. Несколько лет супруга смотрела на него, смотрела, а потом тоже во Христа поверила! Потому что любящее сердце не обманешь – увидела она, что муж и вправду очень сильно изменился, и все в лучшую сторону. Один раз он домой приходит, а она ему: «Твой Бог – истинный, и я тоже стану христианкой!» Покрестилась, а потом они со Степой повенчались, и все стало у них, слава Богу! Тут-бы и истории конец, да только это еще цветочки.

Думал-думал Степа как бы ему Богу угодить, и решил в родном Исетске храм построить. А то, как на родину не приедет – четыре деревни вокруг, а кресты только на могилах… Все храмы большевики уничтожили, а новые никто не строит. Вот Степа и решил это недоразумение исправить. И надо такому случиться, что землю под храм выделили ему ни где-нибудь, а прямо на территории районной больницы, куда народ со всего края ездит! Церковь построили не какую-нибудь, а деревянную. Светлую, праздничную, теплую как на картинке! Освятили в честь иконы Пресвятой Богородицы «Казанская». Бабушки деревенские ее половичками домоткаными да цветами украсили – любо-дорого! Народ сюда с утра до ночи валит – и Крестины, и Венчания, и отпевания – все тут. Степа при храме трапезную завел с двумя огромными самоварами, чтобы после службы чаи с пирогами и вареньем пить, и гостиницу в придачу, чтобы приезжим было, где остановиться. Община у них образовалась просто замечательная! Все друг друга знают, все друг о друге заботятся. Если кто заболеет, ходят – помогают, и на праздниках все вместе радуются. Был я у них, очень мне там понравилось. Даже потом уезжать не хотелось...

Денис Ахалашвили

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475