Протоиерей Владимир Зязев: Храм начинается с веры

Эта история начиналась в Талице, куда я был поставлен настоятелем в 1978 году. Месяца через три я стал замечать на воскресных службах каких-то незнакомых людей, не из местных. Они рассказали мне, что приезжают сюда из Камышлова. Было их человек тридцать. Я у них спрашиваю: «А случись кому заболеть, что делать будете?» – «Хорошо бы, отец, чтобы к нам батюшка приезжал». Но времена тогда были такие, что священникам ездить из одного района в другой никто бы не позволил. Даже у себя в городе, чтобы прийти к больной бабушке пособоровать, нужно было получить разрешение у секретаря районного исполкома. Он подписывал разрешение, но с условием, что ты придешь к бабушке один. Иначе нельзя. Иначе это уже незаконное религиозное собрание с уголовной ответственностью.

Я камышловцев собрал и говорю: «Чтобы у вас был священник, нужен свой храм». А Покровский собор в то время использовался под склад. И речи быть не могло, чтобы его отдали верующим. Еще чего – храм в центре города! В те времена в центре города мог стоять только бронзовый Ильич. Я, признаться, и сам тогда не представлял, как нам все это сделать. Скажу откровенно: если бы знал, какие трудности придется нам понести, может, и не осмелился никогда за это браться. С этого и начали.

В возрождении православной общины в Камышлове мне особенно помогали две сестры – Татьяна и Екатерина Григорьевны. Вот послал Господь помощниц, так послал! Эти две простые мужественные женщины понесли на себе все тяготы и труды по созданию прихода. Я ведь не мог в город открыто приезжать. Мне нельзя. В городе они всем занимались. Ездили ко мне в Талицу, обсуждали каждый шаг. А шагов нам ой сколько пришлось пройти! Только в Москву ездили восемнадцать раз. Тогда без Москвы ничего не решалось. Что им перенести пришлось и как они только все это выдержали – о том только Бог знает. Этих пожилых уже женщин милиция хватали прямо на улице. Сажали в «воронок» и везли в отдел, мозги промывать. «Что, бабки, храм вам захотелось?». Издевались над ними, смеялись, унижали. «Мы вам такую Москву устроим!»… А те глаза в пол и молятся за них, неразумных. Как мы только деньги на поездку ни собирали! Даже подумать страшно. Татьяна Григорьевна даже бутылки собирала...

Доберутся до Москвы, а там новая волокита. Их чиновники гоняют из кабинета в кабинет, никто слушать не хочет. Нас сильно утешал наш Владыка Платон. Он тогда был зам. председателя по делам внешних церковных сношений. Письма для нас писал, встречи устраивал. Но чтобы эту стену сломать ой как нужно было потрудиться...

Милиция за нами постоянно следила. И это, конечно, было неприятно. Однажды приходит ко мне одна прихожанка, что мыла полы в отделении, и рассказывает: «Знаете, отец Владимир, когда я убиралась у начальника милиции, он звонил в Камышлов, разговаривал о вас. Говорили о том, что вы народ будоражите – церковь им открыть хотите. По-моему, они вас арестовать собираются». Неприятно, конечно, слышать, что кто-то хочет тебя арестовать. Я ей говорю: «Ты, матушка, за меня не переживай, все под Богом ходим. Ты за меня молись».

С Божьей помощью в 1983 году православная община города Камышлова была зарегистрирована. Регистрация проходила в Москве. В отделе по делам религии. Храм нам, конечно, не отдали. Разрешили купить маленький домик на окраине. Но и за это – слава Богу! Деньги на церковь собирали всем миром. Я всю область тогда объехал. Приезжаю к местным батюшкам и прошу: «Помогите!» Владыка Платон дал три тысячи. Секретарь епархии отец Владимир – две. Всего собрали восемнадцать тысяч. По тем временам – деньги огромные. Как сейчас помню – бегу с поезда к Татьяне Григорьевне: «Есть деньги на дом! Иди, матушка, оформляй купчую!» Дом мы купили возле кладбища на Константиновке. Он был небольшим. Чтобы сделать там церковь, нужно было все перестраивать. Наняли рабочих, чтобы они сделали иконостас. Это была довольно тонкая работа. Иконы купили. Утварь разную в алтарь. Храм освящал Владыка Платон.

За праздничной трапезой Владыка смотрит мне в глаза и спокойно так говорит: «Ну что, отец, готов к подвигам?» – «Я Вас не понимаю, объясните». – «Это хорошо, что ты здесь начал. Но нужно общину дальше поднимать. Будешь здесь служить». А до этого он мне предлагал стать настоятелем кафедрального собора в Челябинске и секретарем в Челябинской епархии (в то время территориально мы входили в Челябинскую область). И я отказался. Хотя должность была высокая. А здесь согласился. И не спрашивайте, почему. Надо было так.

Так я стал настоятелем камышловского храма. Никогда не забуду первую службу. Места мало: от порога до амвона два метра, а люди все идут и идут. Я тогда единственный раз в жизни видел, как свечи гасли от недостатка воздуха. Я весь мокрый. А людям еще хуже – за службу человек по пять-шесть падали в обморок. Их на улицу выносили. И – дальше молиться. И никто не умер. И в больнице не оказался. Такая у людей жажда была по вере! Их ничего остановить не могло – ни теснота, ни трудности, ни преследования властей. Верующие люди – они мудрые. Они прекрасно понимали, что все эти трудности внешние. А Бог – вот Он! Управляющая по делам культуры приходила и смеялась: «У нас туалет лучше, чем у вас храм!» Бедная...

А людей все больше. На службе двери не закрываем – половина во дворе. А народ все равно не вмещается. Мы тогда решили сделать временный пристрой из досок. И мне жить надо где-то было. До Крещения (19 января) я жил в деревянном сарайчике. Спал, не раздеваясь, под тремя одеялами. Залазил с головой и спал. Все ничего, но однажды голову во сне высунул и отморозил нос и уши. Рядом со мной зимовала мышиная семья. Им тоже холодно было. Я их не обижал – мы дружно жили.

А власти разрешения на строительство не давали. Они думали: раз попу жить негде, он сбежит. А там, глядишь, и церковь прикроем. Они ведь представить себе не могли, что поп в сугробе спать будет. Тянулась эта история с разрешением до мая. Мы видим – они нас слушать не собираются. И решили строить без всякого разрешения. Помолились – и принялись. Помню, выхожу после службы во двор. Солнышко светит, птички поют. И я ногами отмеряю место под строительство. Строили всем миром. Одна женщина подарила нам шпалы. Кто-то принес гвозди, кто-то доски. Все приходилось делать самим – никто с церковью никаких дел не желал иметь. Только узнают, что из церкви, и сразу отказ. Но мы не лыком шиты, все сами делали. Помню, засыпали потолок, стали крышу железом крыть. А вечером гроза собирается. Если дождь пойдет, все зальет. Потолок не выдержит – обрушится. Мы бегом в храм, на крышу. Над нами гром гремит, молнии сверкают, а мы знай молотками стучим и молимся! Положили последний лист – и начался ливень. Слава Тебе, Господи! Я тогда так переволновался, что стало плохо с сердцем, и меня увезли в больницу. После выписки врачи прописали мне для сердца землянику. Наши как узнали, стали меня ею в обязательном порядке кормить. Я утром на службу, они в лес. После службы стучат в алтарь: «Выходи, ешь землянику!». Я им: «Да не хочу я больше! Видеть ее не могу. Так наелся». – «А мы тебя тогда из алтаря не выпустим, раз ты врачей не слушаешься!» И грозились не помогать на службе. Приходилось есть. Эта земляника и их молитва меня буквально на ноги подняли.

А тучи над нашим приходом сгущались. Эти тучи были пострашней грозовых. Приезжают к нам представители властей. «Ах, так, самочинное строительство устроили! Властей не боитесь? Мы вам покажем!» Понагнали техники: трактора, бульдозер. А мы им говорим: «Мы не позволим вам ничего сносить, под бульдозер ляжем!» Они бегают, матерятся. Мы стоим, держимся за руки, молимся. Подходит начальник: «Как вам, отец, не стыдно, старух под колеса ставить?». Я ему говорю: «Хотите – одного меня давите, но храм мы вам трогать не дадим!». Так они и уехали ни с чем. Но оставлять нас в покое не собирались. Мы установили в храме круглосуточное дежурство. И просим Бога помочь нам, указать путь, что делать?

Так родилась идея вернуть Покровский собор. Храм стоял после пожара, оскверненный и заколоченный. Мы придем, доски оторвем, внутрь залезем и акафист Пресвятой Богородице читаем. Страшно было смотреть, что с ним сделали – все разрушено, в грязи. Мусор кругом и запустение. Матушки плакали, не могли смотреть на это безобразие. Каждое воскресенье молились. Только уйдем, власти снова все досками забьют. До следующего раза.

Мы решили собирать подписи. Вручную изготовили бланки. Там было записано: «Я, такой-то, проживающий по адресу такому-то прошу передать Покровский собор Русской Православной Церкви». Дата, роспись.

Заготовили три комплекта, на случай, чтобы власти все не отняли. Всего шесть тысяч бланков. Из числа прихожан выбрали человек сорок добровольцев. Решили начать в среду, с утра пораньше. До сих пор удивляюсь, как Господь умудряет. В среду начнем, уполномоченной по культуре доложат только в четверг. В пятницу они к нам не поедут – короткий день. Суббота и воскресенье – выходные. В понедельник разберутся, что к чему и начнут звонить начальству в область. Управляющий по делам религии тоже не сразу бросится в Камышлов, день будет собираться. И значит, будет у нас не раньше среды. А к тому времени мы подписи уже соберем. Так и получилось.

В среду мы читали в храме акафист Пресвятой Богородице. Стою перед вратами, молюсь. И вдруг чувствую на спине чей-то тяжелый взгляд. Оборачиваюсь – стоит управляющий, глазами сверкает. Только поздно уже глазами сверкать – подписи-то мы уже собрали...

Но чтобы храм вернуть, одних подписей мало. Нужно разрешение из Кремля. На дворе шел 85-ый год. В это время в Москве проходил Международный фестиваль молодежи и студентов. Со всего мира тогда к нам гости съехались. Я выбрал восемь добровольцев. Люди прекрасно понимали, чем им эта поездка грозит, но никто не отказался. Благословились и поехали. Задача была такой: нужно было все документы и обращения любыми средствами передать в Центральный Комитет партии или, если там не примут, в любое иностранное посольство. Такое вот для советского времени дело...

А Москва к тому времени была уже закрыта для иногородних. До Москвы билетов никому не продают. Нашим делегатам удалось доехать только до Владимира. Дальше нужно было добираться на электричках. Они разделились поодиночке и поехали. Едут и молятся. И так Господь их хранил, что к ним за все время пути ни один ревизор не подошел! На них потом в Совете по делам религий так смотрели! «Как, – говорят, – вас в Москву-то пропустили? – Ругались и ногами топали. – Чего вам там, на Урале, спокойно не живется? Храм вам подавай! Убирайтесь отсюда, пока милицию не вызвали!». И вытолкали вон.

Но в нашей делегации была одна женщина, Валентина Романовна, кандидат исторических наук, очень образованная, занимала высокий пост в партии (по моему благословению ушла оттуда). Так вот Валентина Романовна знала, куда нужно идти. Она до этого не раз приезжала сюда по партийным делам. Их в ЦК никогда бы в обычное время не пустили. А тут кругом иностранцы. И если будет скандал, то ответственные сразу же полетят со своих кресел. А летать никому не охота. И их тихонько приняли. И внимательно выслушали. И все документы подписали. И разрешение на передачу Покровского собора верующим дали, и старый храм на Константиновке запретили сносить. Слава Богу!

Только для меня все это плохо закончилось. Потому что пока наши там были, областному управляющему по делам религий из Москвы три раза звонили. И все, что о его работе думают, сказали. Он был очень зол на меня. Люди в погонах приехали к Владыке Мелхиседеку и сказали, что если он меня не уберет, то они со мной разберутся своими средствами. Так прямо и сказали: «В течение трех дней чтобы этого Зязева в Камышлове не было. Мы вас предупредили!» Владыка вызывает меня ночью к себе: «Я, отец Владимир, боюсь за вашу жизнь. Эти люди не шутили и пойдут на что угодно. Вам придется уехать из Камышлова». И назначил меня служить в Слободу Кауровскую. А собор восстанавливал отец Валерий Шилов. Но долгие годы я занимался делами своей родной Камышловской общины. И на все престольные праздники стараюсь приезжать.

Денис Ахалашвили,
ответственный редактор
издательства Свято-Пафнутьева
Боровского монастыря

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475