Художественный руководитель Православного театра драматического искусства Наталия Мильченко: «Театр – не просто часть моей жизни, это – моя жизнь»

14 октября новый, одиннадцатый, театральный сезон открывает православный театр-лаборатория драматического искусства имени Михаила Чехова. Позади – десять лет работы, немало интересных постановок, преданных зрителей, которые стараются не пропускать ни одной новой работы творческого коллектива.

О том, что вместило в себя прошедшее десятилетие, и о новых планах работы на новый сезон наш разговор с художественным руководителем театра, Заслуженным работником культуры России Наталией Витальевной Мильченко. «Театр – не просто часть моей жизни, а – моя жизнь», – так начала разговор моя собеседница.

- Десять лет работы… Если считать, что в среднем в год мы ставили по 5–6 спектаклей, то за это время было подготовлено около 60 спектаклей. Недавно я подсчитала, что за всю свою режиссерскую деятельность я поставила около 200 спектаклей. Откровенно говоря, я не думала, что наш театр доживет до десятилетия, потому что он был создан в страшно тяжелое для страны время начала экономических преобразований. Идешь по улице и видишь: там был государственный магазин — сейчас он уже частный, там было кафе – сейчас игровой клуб…
История помещения нашего театра, в котором мы сейчас работаем (на улице Ленина, дом № 69/8), и грустная и счастливая одновременно. Так получилось, что Бог отнял у меня одно, но дал другое, нечто большее.
- Что Вы имеете в виду?
- Я 16 лет преподавала в театральном институте, и после каждого курса всегда открывала новых интересных актеров. Необходимость открытия своего театра у меня зрела давно, так как, работая в советском театре, я чаще всего выполняла заказ городских, партийных и других властей, и очень редко ставила что-то для души. Часто те пьесы, которые я хотела бы поставить, просто не разрешали выносить на сцену.
- Я знаю, что Вы работали во многих городах и регионах России. Расскажите об уральском периоде Вашей жизни.
- Когда по семейным причинам я приехала тогда еще в Свердловск, получилось так, что во всех городских театрах были свои режиссеры, и министерство культуры предложило мне пойти работать во вновь открывающийся театральный институт. В свою педагогическую деятельность я ввела методики обучения Михаила Чехова, Константина Станиславского и Анатолия Васильева. 16 лет я была руководителем художественной студии, выпустила до десятка актеров, которые сейчас работают в театрах Москвы и Санкт-Петербурга. У меня было учебное помещение в учебном театре, где и занимался курс, из которого впоследствии сложилась первая театральная труппа. Ребята собственными руками обустроили помещение для занятий по актерскому мастерству, но впоследствии случилось так, что ректору нужно стало забрать это помещение для других целей.
Правительство дало нам новое, тоже полуразрушенное помещение, и все пришлось начинать с нуля.
Я считаю, что у театра должно быть свое, хотя бы очень маленькое, помещение. Сколько, например, перенес Николай Коляда искушений с помещением своего театра! И, конечно, когда ты в нем все сделаешь своими руками – это еще втридорога для тебя.
Так вот, мы переехали в новое помещение в 1998 году, где все сделали своими руками с ребятами последнего курса, которых я выпустила. Конечно, состав труппы менялся, уходили одни актеры, приходили другие. Но есть и такие, которые отдали театру много времени и сил. Сразу же после окончания института начал работать Дмитрий Бабушкин, который трудится у нас и по сей день. Мы с ним практически вдвоем «тащим» весь театр, настолько у нас велико обоюдное желание иметь свой собственный театр. Почему? Конечно, актер зависит от режиссера, и это огромное счастье, когда актер находит своего режиссера, а режиссер – своего актера. Я думаю, что такой альянс, – не только творческий, но и деловой: в смысле куда-то сходить, за театр похлопотать, – у нас с Дмитрием сложился.
- Наталия Витальевна, что же это такое – театр-лаборатория? И почему Вы так длинно и, грубо говоря, непопулярно назвали свое детище?
- Во-первых, я всегда против, когда театры называют собственными именами: Волхонка, Коляда-теарт, театр Фоменко… С огромным, глубоким уважением я отношусь к Фоменко, считаю его лучшим театральным режиссером, но тем не менее… Театр не может быть твоим памятником, это не этично по отношению к храму искусств.
- А почему имени Михаила Чехова?
- Я уже отмечала выше, что методика Михаила Чехова легла в основу моей работы, моих репетиций. Я его выучила, я его прочувствовала, я на нем выросла. Почему лаборатория? Вот здесь, наверное, самое главное начинается. Понимаете, есть теория камерного театра и теория малых сцен, но иногда мы сами не понимаем разницу. Настолько режиссеры не углубляются в это, что иногда малую сцену называют камерной, а камерную – малой. Вот это все не верно.
- Поясните Вашу мысль для наших читателей, которые тоже вряд ли знают, чем камерная сцена отличается от малой.
- Почему-то в кино очень четко подразделяется общий план, средний, крупный план, когда самое главное- это лицо актера, и все, что происходит в его душе, — на этом лице. Или крупные руки, например. Вот эти конкретные, объемные детали лучше всего говорят зрителям о происходящем.
То, что мы путаем сцену малую и сцену камерную, мне кажется, что эта беда всех маленьких театров. Потому что сцена, где приближенность к зрительному залу менее метра-полтора – это камерная сцена. Это даже не зависит от вместимости зала, пусть он будет на 80–100 зрителей, но это – камерный театр.
- Чем отличается постановка на малой сцене от сцены камерной?
- Ставить камерный спектакль намного труднее, чем, скажем, спектакль на малой сцене. Потому что здесь все действие происходит в непосредственной близости от зрителя, который видит каждый жест, каждое движение глаз, каждую самую маленькую деталь. Если со стороны актера будет какое-то «вранье», какая-то неточность, если не будет совершенства и гармонии – все, нам больше нечего делать.
И потому, когда мне показывают камерный спектакль, сделанный на малой сцене, ничего, кроме раздражения, у меня это не вызывает. Для меня камерная сцена стала единственной возможностью движения вперед, потому что на ней отсутствуют зрелищные эффекты, которые можно предложить на большой сцене, с разными прибамбасами всевозможными. Здесь, если актер не точно работает, если есть неточные детали – все, зритель отстраняется и просто не верит действию. Обманывать зрителя – это самое страшное. Поэтому методика камерных сцен мне очень близка и понятна.
- Наталия Витальевна, Вы помните Ваш самый первый спектакль на камерной сцене?
- Первый спектакль, который проходил буквально среди зрителей, назывался «Фантазии», в нем рассказывалось о судьбе пяти молодых людей, находящихся в сумасшедшем доме. А первый спектакль, которым мы открыли театр-лабораторию, – «Пиаф». Тогда работа народной артистки Галины Петровой, сыгравшей главную роль в спектакле, была признана лучшей ролью года.
- Как изменился репертуар театра за прошедшее десятилетие?
- Вы знаете, особых изменений нет. В своей работе я сориентирована только на русскую и зарубежную классику. Меня совершенно не привлекает современная драматургия, даже начиная с Розанова. Мне там совершенно нечего искать: все это или конъюнктурно, или очень предметно. А вот зарубежная и русская классическая драматургия заставляют ме-ня внутренне собираться, мобилизовываться. Потому что каждая новая встреча с гением – настолько ободряет, что ты чувствуешь, что можешь сделать что-то интересное. Потому что в театре надо всегда двигаться вперед.
- Чем наступающий сезон будет отличаться от других сезонов?
- Перед каждым новым сезоном я ставлю перед актерами новые задачи. За прошедшие десять лет у нас было много интересных спектаклей, которые запомнились зрителям. Это и «Смерть Тарелкина», и «Муму», даже в двух редакциях – о русском мужике, и «Медея». Но с самого первого дня существования театра спектакль «Маленький принц» не сходит со сцены. Нынче мы будем играть его одиннадцатый год, я считаю, что это – программный спектакль, и пока я живу – будет так.
- И все-таки каждый новый сезон театр должен ставить для себя какие-то новые задачи, определять новые принципы, только тогда будет наблюдаться какой-то рост.
- Есть такой закон театра: переломные моменты в его работе наступают в 7, 10 и 15 лет его деятельности. Если театр перескочил эти рубежи, если он развивается, если там идет жизнь (не только ставятся спектакли, но и ведется работа другими формами, которыми может обладать театр), значит он будет жить и дальше. В нашем театре – это и детские студии, и работа в культурных программах, и выездные спектакли по городам области. Это и работа со школами, участие в различных фестивалях и концертных программах.
- Вы перешагнули сейчас второй рубеж, десятилетие. А какой «кровью» Вам дался первый, семилетний рубеж?
Когда нам было семь лет, нужно было поставить себе какие-то новые требования. Поэтому у меня возникла идея попросить благословение у Владыки Викентия сделать театр православным. Это, конечно, большая ответственность, неимоверная. И не только в плане подбора репертуара, потому что весь классический репертуар – это разговор о добре и зле. Здесь идет разговор, во-первых, о внутренней подтянутости, о самой собственной жизни актера, и всех других людей, которые существуют в театре. Это, конечно, накладывает особую ответственность на манеру общения друг с другом, на особую атмосферу деятельности.
- Вообще-то принято считать, что актеры – не совсем адекватные люди. Есть даже поговорка – не отдавай дочку замуж за актера, или – не женись на актрисе…
- Я не согласна с этим. Конечно, многим кажется, что театр – это скопище всех грехов. Но это может присутствовать и в любом другом роде деятельности, просто в театре – все на виду. Актеру приходится играть разные, порой резко отрицательные роли, а люди думают, что созданный им сценический образ – это воплощение сущности самого человека.
- Что изменилось в коллективе с тех пор, когда вы стали называться православным театром?
- Сейчас мы уже совсем по-другому существуем. Если раньше мы праздники свои справляли в определенной форме, то сейчас все по-другому. Потому что я понимаю, что с одной стороны – это большая ответственность, а с другой стороны, если ты хочешь, чтобы Господь помог тебе – нужно молиться. Я считаю: если не помолишься – значит день у тебя пусто прошел. Конечно, никто никого не заставляет это делать. Это происходит у меня, у Димы, у тех православных актеров, которые приходят в труппу. Но у меня есть много и невоцерковленных актеров, – религиозность ни в коей мере не влияет на работу в театре.
- А как изменился репертуар театра?
- Я стала включать в него просветительские спектакли, связанные с историей нашего края, с житиями местночтимых святых. И вроде бы неплохо получается. Это «Чаша скорби, чаша милости», «Дорога длиною в 300 лет», это «Святая Екатерина», «Вера, Надежда, Любовь и мать их София». Мы показывали их по заявкам зрителей, прихожан и настоятелей православных приходов во многих городах нашей области.
- Я знаю, что у вас работает еще и молодежная студия. Расскажите, пожалуйста, о ее деятельности.
- Молодежная театральная студия существует при церковно-приходской школе Крестовоздвиженского монастыря. С ребятами мы делаем очень много поэтических композиций, на всех епархиальных и многих городских праздниках участвуем с какими-то театральными проектами.
- И последний, традиционный вопрос: Ваши планы на новый театральный сезон?
- В нынешнем сезоне хотелось бы проявить себя в каком-то лучшем, новом качестве. Поэтому хотелось бы, чтобы конференц-зал Епархиального управления, в котором мы хотим открыть филиал нашего театра, мог трансформироваться в какое-то сценическое пространство, где можно показывать разного рода проекты: драматические постановки, детские программы. Планов у нас немало: параллельно с театральными постановками мы будем готовить тематические концертные программы.
Новый сезон откроется спектаклем «Уж сколько раз твердили миру». Это – джазовый фарс, пародия на басни Ивана Крылова и Сергея Михалкова. По форме это – пластический музыкальный спектакль, но мы попытались поговорить о таких простых, казалось бы, вещах, и в то же время очень сложных: о некоторых моральных и нравственных принципах, которые у нас из века в век переходят, и от которых мы никак не можем освободиться. Потому что мы, видимо, мало об этом говорим, и со стороны себя очень мало видим. А нужно уметь видеть себя со стороны, и уметь посмеяться над собой.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475