Чему учит Беслан православных христиан?

И сделав бич из веревок, выгнал из храма всех, также и овец,
и волов, и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул.

(Иоанна 2, 15.)

 В “Православнойгазете” (№36, 2004) профессор Московской Духовной академии диакон Андрей Кураевобсуждает вопрос “Как относиться к исламу после Беслана?”. Уважаемый автор статьиобоснованно утверждает об ответственности той части улемов, которые побуждаютмусульман к террору против “неверных” ссылками на Коран. При этом автор специальноне обсуждает вопрос – чему учит трагедия в Беслане православных христиан. Однакомимоходом А. Кураев приводит историю из деяний Константинопольского Патриархасвятителя Полиевкта, который не только отказался причислять к лику святых всехвоинов, павших на войне с арабами, но еще и ответил императору, что оставшиесяв живых воины только по снисхождению допускаются к принятию Святых Таин, от которых они должны были бы отлучаться на пять лет “как пролившие кровь”. Авторпоясняет: “Мотив Патриарха понятен: нельзя воевать без ненависти. А ненавистьопаляет душу”. По смыслу церковных канонов и воин, вернувшийся с войны, “нуждаетсяв духовном лечении и покаянии, а потому и подлежит временному отлучению от Причастия”.А.Кураев ссылается, в частности, на 55-е правило Св. Василия Великого, котороеотлучает от причастия и тех, кто “силой меча сопротивлялся разбойникам”. Приведенныевыше соображения А. Кураева побуждают задуматься над вопросом: как соотносятся,с одной стороны, любовь к Богу, а, с другой стороны, меч воина, пресекающийреальные злодеяния? допустимо ли вообще сопротивляться злу силою? Вопрос для православных христиан не праздный. Еще до череды терактов в России на Рождественскихчтениях в январе 1999 года прозвучало предупреждение: “Население целенаправленноорганизуется на сатанинских началах. …Сегодня это не отдельные эпизоды злых,порочных, разрушительных действий, а ускоренное строительство общемировой системызла” (7). Непротивление злу по последствиям означает подчинение ему, участиев нем, превращение себя в его рассадник, распространение заразы среди другихлюдей. С другой стороны, Христос учил не ненависти, а любви. Взявший меч от меча и погибнет.
 Вопрос о сопротивлении злу основательно рассмотрел в своей книге “О сопротивлении злусилою” (1925 г.) православный мыслитель Иван Александрович Ильин (1883 – 1954).Над книгой он работал 20 лет. Эту книгу желательно прочесть каждому православномучеловеку и каждому воину, будь солдат или офицер, независимо от вероисповедания.В ней Ильин раскрывает несостоятельность учения Л.Н. Толстого о непротивлениизлу и обосновывает этику воинского служения Богу и Родине. Мы попытаемся в даннойстатье познакомить читателей с наиболее важными для нашего времени положениямиэтой очень поучительной книги.
 Ради сентиментальноистолкованной добродетели Толстой проповедовал непротивленчество. Любовь исключаетмеч. Надо любить (по Толстому – жалеть) человека, сострадать ему, уговариватьи не огорчать его. Живи сам доброй жизнью и предоставь других самим себе. Любовьисключает саму мысль о физическом сопротивлении злу. Сопротивление злу силоюесть преступное насилие. Внешнюю борьбу со злом надо, по Толстому, прекратитьраз и навсегда. Все, кто к ней причастны – разбойники и революционеры, политикии министры – люди заблудшие. Мораль Толстого эгоцентрическая: важно, что я сострадал,а не тот, кому я сострадал; главное – моя моральная безукоризненность и праведность.Любовь Толстого общественно вялая, безразличная к последствиям.
 Художественныйгений Толстого и созвучие его учения шаткости российской интеллигенции способствовалибольшой популярности непротивленчества. Эта идеология ослабила души людей и парализовала государственную волю в борьбе со злом. Многие извлекали свои силыиз этой борьбы, видели свою доблесть в “робкой уступчивости сатане и хоронилисьпо щелям в час гибели родины”. Непротивленчество, отмечает Ильин, — “идеологическаягангрена: не справившись с нею, русские люди не построят России” (5, с. 269).Вопрос о сопротивлении злу – это вопрос о способности народа защитить от злодеянийДело Божие, свой дух и свое тело, свою веру и культуру, государственность и территорию. Поэтому надо перевернуть раз и навсегда толстовскую страницу “русскойнигилистической морали и восстановить древнее русское православное учение о мече во всей его силе и славе” (4, с. 225). Ильин привлекает тексты Евангелия,исторические факты, сверяет положения своей книги с суждениями св. отцов Церквии опирается на поддержку иерархов Русской Православной Церкви. Содержание книгинравственно выверенно и написано с предельной ответственностью: “Я искал решениявопроса, настоящего религиозного, перед лицом Божиим”.
 Непротивленцыв конце ХIХ – начале ХХ веков парализовали государственную волю сопротивлениязлу. Это же делают непротивленцы сегодня, настойчиво предлагая “смирительнуюрубашку” терпения к тому, что в принципе нетерпимо. Злодеи сегодня не толькоубивают. Они намеренно разлагают душу народа. Они, выражаясь словами Ильина,восхваляют зло, лгут, клевещут и льстят, пропагандируют и агитируют. Потом,“приобретя авторитет, приказывают и запрещают, исключают и понуждают угрозами,искушают, чувственно опьяняя взор и слух, и сознание, угождая дурным инстинктами разжигая их до состояния страстного кипения. Они будят в душах чувство обиды,зависти, вражды, мстительности, ненависти и злобы, ставят людей в тягостные,унизительные, невыносимые условия жизни, подкупают выгодою, почетом, властью,стараются подорвать в душе чувство собственного достоинства, уважения и довериялюдей друг к другу, приучают ко злу простой повторяемостью, бесстыдным примером,незаметным заражением, внушением, расшатыванием воли, привитием порочных душевныхмеханизмов и стремятся покрыть все это явной удачливостью, безнаказанностью,гамом упоенного пиршества” (1, с. 346–347). Эти злые импульсы сгущаются, заряжаютдушевную атмосферу и провоцируют неуравновешенных людей к злодеяниям и убийствам.
 Ильин задаетвопрос: “Смеет ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивлятьсязлу силой и мечом? Смеет ли человек, религиозно приемлющий Бога, его мирозданиеи свое место в мире, не сопротивляться злу силой и, когда необходимо, то мечом?”(1, с. 305). Решение этого вопроса важно и сегодня с точки зрения теологическойи практической. В сознании многих граждан существует подсознательная установкаотносительно христианской позиции как непротивленческой (ударили по одной щеке– подставь другую). Ссылки диакона Кураева на церковные каноны только подкрепляюттакую установку, и из них читатель может сделать вывод: сопротивление злу силоюесть грех.
 Ильин настаиваетна том, что добро и зло гнездятся только в душе. Поэтому зло побеждает тот,кто превращает его в добро. А физическое пресечение зла имеет дело не с самимзлом, а с его внешним проявлением – злодеянием; оно не проникает в ожесточеннуюдушу, не преобразует ненависть в любовь, а лишь ограждает других людей от злодеянияи удерживает от злодеяний тех, кто способен соблазниться злом. Толстой призываетк внутреннему преодолению зла. В этом он прав, и Ильин в данном обстоятельствес ним соглашается. Но далее Ильин аргументирует свою позицию, которая отрицаетнепротивленчество.
 Физическоевоздействие имеет смысл при определенных условиях. Там, где духовное воздействиеоказывается бессильным, необходимо злодея заставить – наложить извне волю на внутреннюю или внешнюю деятельность человека и пресечь ее. Заставить можно психически,обращаясь к душе (приказ, запрет, угроза и т.д.), или физически, обращаясь к телу. Заставление не совпадает с насилием. Оно может быть дозволенным. Насилие же в принципе не дозволено. Насильник говорит своей жертве: “ты – средство моегоинтереса и моей похоти, ты – не автономный дух, а подчиненная мне одушевленнаявещь, ты во власти моего произвола” (1, с. 343 — 344). Человек же, пресекающийзлодеяния, не попирает автономию злодея, а требует ее восстановления. Он движимне злобой, а силой утверждения справедливости. Толстой называет всякое заставлениенасилием, отвергает внешнее заставление как ответ злом на зло, как покушениена свободу другого. Человек может прибегнуть к самозаставлению. Немощь в самозаставлении(самопринуждении) ставит вопрос о психическом понуждении со стороны других,будь то школа или армия. Воспитывать слабохарактерных – значит учить их самопринуждениюк добру, а не ко злу. В заставлении физическое воздействие образует последнююстадию. Оно необходимо, когда самозаставление не действует, а внешнее психическоепонуждение оказывается несостоятельным. Мечта переродить злодея одним нравственнымсовершенством как примером других людей несостоятельна потому, что “преображениезлодея должно быть его личным самостоятельным актом, а не отблеском чужого совершенства”(1, с. 277). Сентиментальное жалостливое безволие непротивленцев прикрываетсяссылкой на волю Божию (как ныне в России относительно отмены смертной казни).Воля Божия толкуется непротивленцами избирательно. Когда злодей обижает не злодея(растлевает детей, кощунствует над святынями и губит Родину), то это «угодноБогу». Когда незлодей сопротивляется злодею силою, то «это Богу не угодно».Воля Божия состоит, чтобы «никто не обижал злодеев, когда они обижают незлодеев»(1, с. 386). Непротивленцы не приемлют волю Божию тогда, когда такое приятиеповело бы их к героическому волевому служению.
 Христианствоучит “духовной любви”. Эта любовь избирает то, что является объективно лучшим,совершенным; она ценит в человеке не все без разбора, а “образ Божий”, стремлениек совершенству. Духовная любовь знает объективно лучшее, ценит его достоинствои готово к его обороне силой и мечом. Человек, погасивший в себе образ Божий,нуждается не в безвольном “да”, а в сурово-осуждающем “нет”. Это отрезвляющее“нет” проистекает из любви к божественному в падшей душе. Так возникает “отрицательныйлик любви”, производный от ее силы в добре. Сильный в добре – силен в отрицаниизла. Отрицающая любовь, встречая окаменевшую злобу, усиливает свое “нет” в такойпоследовательности: неодобрение, несочувствие, выговор, осуждение, отказ в содействии,протест, обличение, требование, психическое понуждение, строгость, суровость,бойкот, физическое понуждение, пресечение, казнь (1, с. 413).
 Кто пресекаетзло силою, тот не светит, как солнце, одинаково добрым и злым. Он допускаетв себя нравственно-несовершенное, ущербное состояние. Ибо физическое пресечениезла будит страсти, азарт, кровожадный инстинкт. Отрицающая любовь – урезаннаяи не святая, она безрадостна и мучительна, сурова и жестка. Она требует духовнойверности и самоочищения, стойкости и выдержки, силы и подвига.
 Тот, ктоперед агрессивным злодейством требует идеального нравственного исхода, не понимает“жизненной трагедии” – в такой ситуации идеального исхода нет. Ибо идеальныйисход – это исход праведный, т.е. нравственно совершенное деяние. Неосуществлениетакого деяния есть исход неправедный. Всякий грех есть неправедность, но не всякая неправедность есть грех. Человек грешен тогда, когда он мог совершитьдело праведно, потому что объективные условия это допускали, но субъективноон оказался не на высоте возможностей. Но бывают ситуации, когда объективныеусловия исключают праведный исход. Человек понимает это и, тем не менее, идетна него, пытаясь найти “наименее неправедный исход”. Такой поступок есть сознательноеосуществление неправедности. Но он не является грехом. “Это есть не отпадениеот совершенства по субъективной слабости, а отступление от совершенства по объективнойнеобходимости и проявление субъективной силы”. В такой ситуации человек творитне грех, но служение должному совершенству. Нравственно-совершенное обязательнодля каждого человека всюду, где ему объективно доступен праведный исход. Там же, где такой исход не доступен объективно, там для человека обязателен неправедныйисход с наименьшей неправедностью. Ильин делает вывод: “Нравственно-несовершенноене всегда практически запретно. Оно не запретно именно там, где объективно невозможенправедный исход” (1, с. 453).
 Путь мечанеправедный. Но мудрость жизни состоит в необходимости “мужественно вступатьв неправедность, идя через нее, но не к ней, вступая в нее, чтобы уйти из нее”.Да, путь меча неправедный. Но разве есть, восклицает Ильин, другой, праведный?Не тот ли путь сентиментального непротивления, как “путь предательства слабых,соучастия со злодеем? Человек может потакать злу или сопротивляться. В первомслучае он мечет бисер перед свиньями, чтобы не быть растерзанным. Злодей, попирающийдуховное достоинство человека, ставит каждого перед дилеммой: “предать делоБожие, соблюдая свою праведность, или быть верным Богу, избирая неправедныйпуть” (1, с. 464). Мужество и честность требуют духовного компромисса, приятиясвоей личной неправедности в борьбе со злодеем как “врагом Божьего дела” (1,с. 465). Положение меченосца “нравственно-трагическое”. Выход из него по плечудуховно сильным. Сильный человек не бежит от зла в “мнимо-добродетельную пассивность”,но входит в трагическое положение, чтобы изжить его. В этом — его подвиг борьбыи духовного напряжения. Он выносит свои поступки, чтобы пронести “совершенноедело”. Он не отрекается малодушно от содеянного, но и не идеализирует его нравственноесодержание (1, с. 466). Он очищает религиозно свою душу, но не раскаивается.Ибо он не праведен, но прав. Справедлив меч, движимый положительной любовьюк делу Божию и к Родине и отрицательной любовью к злодейству. Меч не свят, не праведен, но он необходим в борьбе за дело Божие с силами ада и злодейства.
 Ошибочноосвящение силы и меча, их вознесение “на высоту совершенства и святости”. Это– ветхозаветная традиция, понимающая Божество как “совершенство силы”, а не как “совершенство любви и добра”. Ошибочно также налагать запрет на силу и меч,ибо обращение к ним может быть “нравственно и религиозно обязательным”. Ошибочнослагать с себя ответственность и перелагать ее на Бога: мол, меч направляетне моя рука, а Бог через меня. Это путь к вседозволенности и деморализации.Это, добавим, американская манера.
 Кто не выходитиз любви к Богу, тому не страшно временное отступление от праведности. Он чищеи выше борьбы со злом, она не сломает его. Принять бремя меча, опасностей и страданий может тот, кто утвердил свою любовь и жизнь в свете совершенства Божия.В любви ко Христу он имеет живую основу своего личного духа и черпает в нейсилу подвига и очищения. Церковь и государство, монах и воин необходимы другдругу, они совместно утверждают и обороняют дело Божие – земные содержания в их тяготениях и устремлениях к совершенству. Молитва монаха – это духовный меч,пресекающий в душе злые помыслы. Меч воина – “огненная молитва”, ограждающаядело Божие от злодеяний. В Православии молитва направляет меч, но не наоборот.Такова молитва св. Сергия Радонежского и таков меч Дмитрия Донского. Осуждениюподлежит не меч, а “злые чувства в душе воина”. В трагических ситуациях берущиймеч для пресечения зла героически подъемлет за других не только “бремя смерти”,но и бремя неправедности и ответственности.
 Христос училне мечу, а любви. Но ни разу не осудил он меча, “ни в смысле организованнойгосударственности, для коей меч является последней санкцией, ни в смысле воинскогозвания и дела” (1, с. 467). Ильин цитирует Апостольские послания, где обосновываетсямеч. Апостол Петр (1, 2, 13–16): “Такова воля Божия, чтобы мы, делая добро,заграждали уста невежеству безумных людей, как свободные, не как употребляющиесвободу для прикрытия зла”. Апостол Павел: “Ибо начальник есть Божий слуга,тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч. Онбожий слуга, отмститель в наказание делающему злое” (Рим. 13. 3–5). Смертнаяказнь, замечает Ильин, здесь не воспрещена и не проклята, она допущена как необходимость,но не освящена. Надо сделать все, чтобы палач и меч были бы не нужны. Если жеони необходимы, надо их принять.
 Христос призываллюбить личных врагов, а не врагов Божиих, не совратителей. Для них Христом былоуготовано утопление с жерновом на шее. Человек волен прощать личные обиды, а не чужие страдания. Он не вправе предоставлять злодеям обижать слабых, развращатьдетей, осквернять храмы и губить Родину. Именно так понимало древнее русскоеПравославие идею любви и меча, выговорившее устами св. Феодосия Печерского:“Живите мирно не только с друзьями, но и с врагами: однако только со своимиврагами, а не с врагами Божиими”. Со злодеями, подчеркивает Ильин, необходимовести борьбу, “но не из личной вражды к ним, а из любви к Богу, к святым, к родине и к ближним”. Христианину в обращении со злодеями достаточно вспомнитьвеликий момент, когда божественная любовь в облике гнева и бича изгнала из храмакощунственную толпу.

Сергей Гончаров, заведующий кафедрой философии
Российского государственного профессионально-
педагогического университета (РГППУ),
кандидат философских наук, доцент

(Окончаниев следующем номере)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475