Борис Штоколов: «Наша вера прекрасная, справедливая, это вера великих заветов». Из интервью журналистам радиоканала «Воскресение» и «Православной газеты»

— Борис Тимофеевич, где истоки вашего творчества? Когда вы поняли и почувствовали, что сцена, пение – ваша судьба?

— Это началось во флоте. Я окончил школу юнгов на Соловках, куда приехал из Свердловска. Шла война, в Свердловске был голод… В 1944 году мне исполнилось 14 лет. После школы юнгов меня отправили по распределению в Кронштадт на эсминец «Строгий». Позднее, когда я уже служил на другом эсминце – «Стройный» , ко мне подошел матрос, сказал: «Тебе надо петь серьезно, в консерватории». Была хорошая, солнечная погода. Мы все собрались на палубе, я пел под гитару. И тогда я почувствовал, что хочу петь, мечтаю о пении, ничего другого не хочу в жизни. Тогда мне было 15 лет. Я решил стать певцом.

— Как складывалась ваша судьба дальше?

— Закончилась война. За многими юнгами приезжали родители, забирали их домой. За мной никто не приехал: мама воспитывала меня одна, отца убили в 1942 году. Вместе с одной семьей я уехал домой, в Свердловск. И сразу же сказал маме: хочу петь. Мама, конечно, хотела видеть меня адмиралом флота и была недовольна. Ей нечем было кормить детей. Она работала в трамвайном парке, мыла посуду и приносила домой бурду из воды с лапшой. Тем и жили… Я поступил в школу ВВС и стал заниматься пением у Софьи Алексеевны Батуриной. В то время, в 16–17 лет, я буквально сходил с ума по пению. В самодеятельном концерте меня услышал маршал Жуков. Я пел “Грустные ивы” Блантера и “Эх, дороги” Новикова. Жуков подозвал меня и сказал: “Таких, как ты, в авиации много, тебе надо петь.” Вскоре я уехал в Серпухов. Там на аэродроме мы проходили карантин. Один раз приходит солдат и говорит: “Курсанта Штоколова требует зам. начальника по политчасти”. Захожу. “Хочешь петь?” Я говорю: “Хочу”. — “Пришел приказ маршала Жукова”.

Так я вернулся в Свердловск, где поступил в консерваторию. Меня поселили в общежитии, что находилось на углу Малышева и Вайнера, в одной комнате с Юрой Гуляевым. Юрий Гуляев – это великолепный баритон, прекрасный талант, душа… Мы однолетки, тогда нам было по 19 лет. Мы с ним часто приходили в класс консерватории в 12 часов ночи, когда все пусто, закрыто, и слушали Карузо, Шаляпина, Нежданову… Свердловску я обязан всем музыкальным воспитанием, образованием. Но более всего мне подошла школа Энрико Карузо. Я прочел его книгу и многое взял для себя. В 1951 году со второго курса меня взяли в оперный театр, и я пел там. Сейчас хочу научить других пению по своему методу. Скоро выйдет моя книга с видеоматериалом. Этим пособием я хочу помочь тем, кто далеко от центров культурной жизни собирается стать певцами.

— Пели ли вы когда-нибудь в храме?

— Да, я пел в храме на клиросе, когда службу вел наш митрополит Владимир. Пел также с хором на клиросе, когда служил митрополит Филарет Минский. Пел с капеллой в одном старинном соборе Москвы “Да исправится молитва моя” Чеснокова, “Аллилуйя” и “Великое славословие” Струнского. Хотелось бы спеть и с вашим хором в Храме-на-Крови.

— Насколько я знаю, на клиросе пел ваш дед?

— Мой дед, Юрасов Иван Григорьевич, был регентом, пел тенором. Дирижировал в соборе города Воткинска, где родились моя мать, где родился Петр Ильич Чайковский. В 1917 году дед был на втором курсе консерватории в Москве, но попал в пекло революции… Голос мне, видимо, передался от него.

— Вы крещеный?

— В детстве меня не крестили, а в 1985 году в Москве крестился. В Бога верили Пушкин, Толстой, Достоевский, а мне, как говорится, и сам Бог велел. Наша вера прекрасная, справедливая, это вера великих заветов.

— Приходилось ли вам выступать на православном радио?

— Нет, впервые в жизни я принял участие в передаче родного православного радио. Спасибо вашему Владыке Викентию за то, что он создал такой радиоканал. Это – добро. Спасибо вам за то, что пригласили меня. Я хотел бы, чтобы православное радио было в каждом городе.

Беседовала Людмила Косовская
(Печатается в сокращении).

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475