Император Николай II и события 9 января 1905 года в Cанкт-петербурге

(Окончание. Начало в № 31)

Совещание было чрезвычайно кратким и имело своим предметом только выслушать заявление генералов Фуллона и Мешетича о тех распоряжениях, которые сделаны в отношении воинских нарядов для разных частей города с целью помешать движению рабочих из заречных частей города и Шлиссельбургского тракта по направлению к Зимнему Дворцу… Все совещание носило совершенно спокойный характер. Среди представителей Министерства внутренних дел и в объяснениях начальника штаба не было ни малейшей тревоги. На мой вопрос, почему же мы собрались так поздно, что я даже не могу осветить дела данными фабричной инспекции, князь Святополк-Мирский ответил мне, что он думал первоначально совсем не «тревожить» меня, так как дело не имеет вовсе серьезного характера, тем более, что еще в четверг на его всеподданнейшем докладе было решено, что Государь не проведет этого дня в городе, а выедет в Гатчину, полиция сообщит заблаговременно рабочим, и, конечно, все движение будет остановлено и никакого скопления на площади Зимнего Дворца не произойдет. Ни у кого из участников совещания не было и мысли о том, что придется останавливать движение рабочих силой, и еще менее о том, что произойдет кровопролитие». Тем не менее, на совещании было принято решение об аресте священника Г. Гапона.

Товарищ министра внутренних дел генерал К.Н. Рыдзевский подписал распоряжение Санкт-Петербургскому градоначальнику генералу И.А. Фуллону о немедленном аресте священника Г. Гапона и 19 его ближайших сподвижников. Однако генерал И.А. Фуллон счел, что «эти аресты не могут быть выполнены, так как для этого потребуется слишком значительное количество чинов полиции, которых он не может отвлечь от охраны порядка, и так как аресты эти не могут не быть сопряжены с откровенным сопротивлением».

После совещания министр внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский отправился с докладом о положении в Петербурге к Государю. Поскольку устные доклады министров Императору не протоколировались, некоторое представление о характере этого последнего накануне трагических событий 9 января разговора между Государем и министром внутренних дел можно составить лишь на основании дневниковых записей, сделанных после этого разговора женой министра внутренних дел княгиней Е.А. Святополк-Мирской и самим Государем. Княгиня Святополк-Мирская писала: «В 10 ч. П. (П.Д. Святополк-Мирский) поехал в Царское, чтобы просить, чтобы Петербург не был объявлен на военном положении, так как… Коковцов в ужас пришел. Он говорит, что и без этого курс пал так, как ни разу за всю войну, и что в Париже все русские бумаги на предложении, и никто не покупает. П. тоже возил петиции Гапона и компании… П. говорит, что Государь совершенно беззаботен, согласился не объявлять военного положения, был очень любезен с П. и боялся, что он простудился. П. вернулся около 12-ти».

В дневнике Государя за 8 января 1905 г. можно обнаружить следующую запись: «Со вчерашнего дня в Петербурге забастовали все заводы и фабрики. Из окрестностей вызваны войска для усиления гарнизона. Рабочие до сих пор вели себя спокойно. Количество их определяется в 120000 человек. Во главе рабочего союза какой-то священник-социалист Гапон. Мирский приезжал вечером для доклада о принятых мерах».

Таким образом, можно сделать вывод, что доклад министра внутренних дел, ставивший своей целью добиться от Государя отмены военного положения в Петербурге, имел успокоительный характер и не давал представления об остроте и сложности положения в столице накануне беспрецедентного по масштабу и радикальности политических требований массового выступления рабочих. То обстоятельство, что, не ознакомившись с текстом петиции рабочих, Государь счел возможным согласиться с предложением министра об отмене военного положения, свидетельствовало о том, что Император не только не был осведомлен ранее о характере и масштабе деятельности священника Г. Гапона в рабочей среде, но и не был поставлен в известность о намерениях военно-полицейских властей столицы на предстоящий день.

Однако, несмотря на отмену военного положения, министр внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский после возвращения из Царского Села в Петербург созвал около полуночи совещание с участием командира гвардейского корпуса в Петербурге генерала князя Васильчикова, начальника штаба гвардии генерала Мешетича, шефа корпуса жандармов генерала Рыдзевского, директора Департамента полиции Лопухина, градоначальника генерала Фуллона для обсуждения диспозиции войск в городе 9 января. По свидетельству Председателя Кабинета министров С.Ю. Витте, разработанная на совещании тактика противостояния массовым выступлениям рабочих сводилась к тому, чтобы «эти толпы рабочих не допускать далее известных пределов, находящихся близ Дворцовой площади. Таким образом, демонстрация рабочих допускалась вплоть до самой площади, но на нее вступать рабочим не дозволялось».

Отмена Императором военного положения в Петербурге отнюдь не означала отмену им распоряжения об аресте священника Г. Гапона и его главных сподвижников по организации всеобщей забастовки. Поэтому, исполняя поручение министра Императорского Двора В.Б. Фредерикса, начальник его канцелярии генерал А.А. Мосолов в ночь на 9 января позвонил товарищу министра внутренних дел генералу К.Н. Рыдзевскому для получения информации по этому поводу. «Я спросил его, арестован ли Гапон, — вспоминал впоследствии генерал Мосолов, — он ответил мне, что нет, ввиду того, что он засел в одном из домов рабочего квартала, и для ареста пришлось бы принести в жертву не менее 10 человек полиции. Решено было арестовать его на следующее утро, при его выступлении. Услышав, вероятно, в моем голосе несогласие с его мнением, он мне сказал: «Что же, ты хочешь, чтобы я взял на свою совесть 10 человеческих жертв из-за этого поганого попа?». На что мой ответ был, что я бы на его месте взял бы на свою совесть и все 100, так как завтрашний день, по моему мнению, грозит гораздо большими человеческими жертвами, что и действительно, к сожалению, оказалось…».

То, что военное положение, режим которого позволил бы полиции при содействии войск не допустить в различных частях города скопления людей и их произвольного движения по улицам, было отменено, то, что на совещании у министра внутренних дел было принято решение допустить массовое уличное шествие и лишь воспрепятствовать их движению к Дворцовой площади, наконец, то, что священник Г. Гапон, который должен был 9 января объединить вокруг себя вышедшие на улицы группы бастовавших рабочих и возглавить массовое их шествие к Зимнему Дворцу, не был арестован — все эти обстоятельства делали практически неизбежным столкновение бастовавших рабочих, которые собирались следовать по улицам за Г. Гапоном, с войсками, которые при этих условиях должны были взять на себя основные функции по недопущению рабочей демонстрации на Дворцовую площадь. Следует отметить, что вечером 8 января священник Г. Гапон, ясно осознавший неизбежность кровопролития в случае, если возглавляемые им рабочие попытаются пройти к Зимнему Дворцу, обратился к представителям либеральной интеллигенции с просьбой убедить Правительство не препятствовать прохождению рабочих к центру столицы. Однако сам священник Г. Гапон даже перед перспективой неизбежного кровопролития не предпринял никаких мер, чтобы удержать распропагандированных им рабочих от попыток пройти к Зимнему Дворцу, тем более что представители революционных партий накануне 9 января определенно стремились превратить шествие гапоновских рабочих в революционное выступление против власти.

Проведя ночь в одном из рабочих кварталов за Невской заставой под охраной своих телохранителей, священник Г. Гапон утром 9 января отправился в юго-западную часть города, за Царскую заставу, где находилась одна из наиболее многочисленных групп рабочих, которые одновременно и с разных концов Петербурга собирались двигаться к Дворцовой площади. Начало массового шествия рабочих Петербурга в той части города, где находился сам священник Г. Гапон, он в своих воспоминаниях описывал следующим образом: «Я подумал, что хорошо было бы придать всей демонстрации религиозный характер, и немедленно послал нескольких рабочих в ближайшую церковь за хоругвями и образами, но там отказались дать нам их. Тогда я послал 100 человек взять их силой, и через несколько минут они принесли их. Затем я приказал принести из нашего отделения царский портрет, чтобы этим подчеркнуть миролюбивый и пристойный характер нашей процессии. Толпа выросла до громадных размеров… «Прямо идти к Нарвской заставе или окольными путями?» — спросили меня. «Прямо к заставе, мужайтесь, или смерть или свобода», — крикнул я. В ответ раздалось громовое «ура». Процессия двигалась под мощное пение «Спаси, Господи, люди Твоя», причем когда доходило до слов «Императору нашему Николаю Александровичу», то представители социалистических партий неизменно заменяли их словами «спаси Георгия Аполлоновича», а другие повторяли «смерть или свобода». Процессия шла сплошной массой. Впереди меня шли мои два телохранителя… По сторонам толпы бежали дети…, когда процессия двинулась, полиция не только не препятствовала нам, но сама без шапок шла вместе с нами… Два полицейских офицера, также без шапок, шли впереди нас, расчищая дорогу и направляя в сторону встречавшиеся экипажи».

Как явствует из приведенного выше описания, уже с самого начала шествия рабочих под предводительством священника Г. Гапона православно-монархическая атрибутика в этом шествии сочеталась с весьма активным стремлением представителей революционных партий, участвовавших в нем, направить действия рабочих по пути их жесткого противостояния с представителями власти, даже несмотря на то, что среди рабочих присутствовали женщины и дети. В то же время действия полиции, стремившейся на первоначальном этапе гапоновского выступления лишь упорядочить характер движения шествующих рабочих, свидетельствовало не только об отсутствии должной координации в действиях полицейского и военного ведомств в столице, но и неправильности принятого на совещании у министра внутренних дел плана действий военно-полицейских властей, предполагавшего допущение массовых шествий рабочих на окраинах Петербурга с одновременным запрещением для них двигаться к центру столицы. Весьма показательно, что уже при первых выстрелах, последовавших по рабочим со стороны войск у Нарвской заставы, наряду с рабочими были убиты или ранены полицейские, сопровождавшие гапоновское шествие.

После того как шествие рабочих у Нарвской заставы было с многочисленными жертвами остановлено и рассеяно несколькими ружейными залпами преградивших ему дорогу войск, священник Г. Гапон, который избежал даже ранения, скрылся и непосредственного участия в уличных шествиях 9 января не принимал. Однако основные массы рабочих продолжали двигаться в сторону Дворцовой площади с Васильевского острова, Петербургской стороны и Шлиссельбургского тракта. На всех направлениях, кроме Шлиссельбургского, на котором значительной части рабочих удалось обходными путями дойти до Дворцовой площади, как только группы рабочих подходили к центру города, войска, после безуспешных требований прекратить движение и малоэффективных атак кавалерии, ружейными залпами рассеивали толпы рабочих, действуя со свойственными в таких ситуациях войсковым частям неумением, а подчас и нежеланием сохранить при выполнении приказа как можно больше жизней гражданского населения. Тем не менее, решительность забастовщиков и недостаточная четкость в действиях властей позволили части рабочих подойти к Дворцовой площади, где они были остановлены и рассеяны теми же жестокими мерами, что и в других частях города.

По мере развития событий революционные агитаторы стали определять настроения оказавшихся на улицах рабочих, призывая их к вооруженному сопротивлению войскам. Начались нападения на полицейских и ограбления оружейных магазинов. К вечеру священник Г. Гапон выпустил несколько прокламаций, в которых проклинал офицеров и солдат, стрелявших в рабочих, освобождал их от присяги «царю-изменнику» и призывал перейти на сторону восставших рабочих.

К вечеру 9 января основные очаги вооруженного сопротивления войскам, находившиеся на нескольких баррикадах, были подавлены.

Общее число жертв трагических событий 9 января по окончательным подсчетам составило от 150 до 200 убитых и от 450 до 800 раненых.

После назначения генерал-губернатором Петербурга генерала Д.Ф. Трепова, которому удалось жесткими мерами прекратить дальнейшие уличные столкновения практически в течение одного дня, уже 11 января войска были возвращены в казармы, и порядок на улицах города вновь стала контролировать полиция, усиленная казачьими патрулями.

Очевидно, что Император Николай II, информировавшийся в течение 9 января о событиях в Петербурге представителями различных правительственных учреждений при отсутствии у них полного контроля над ситуацией в столице, не имел возможности в тот же день представить масштабов происшедшего кровопролития. Однако трагический смысл катастрофы 9 января был осознан им уже вечером этого дня. Нарочито избегавший в своем дневнике пространных и эмоциональных оценок происходивших в его жизни событий, 9 января 1905 г. Государь сделал следующую дневниковую запись: «Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего Дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых. Господи, как больно и тяжело!».

Однако огромная доля ответственности за события 9 января 1905 г. должна быть возложена и на высших должностных лиц Российского Государства. Создавая по инициативе начальника Особого отдела Департамента полиции С.В. Зубатова подконтрольные рабочие организации, одной из которых и являлось «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», Министерство внутренних дел не только потеряло контроль над ним, но даже не было достаточно информировано об изменениях в деятельности этой организации, за что наряду с министром внутренних дел должны были нести ответственность директор Департамента полиции Лопухин и Петербургский градоначальник генерал И.А. Фуллон, осуществлявший надзор за общественными организациями столицы и к тому же лично знавший священника Г. Гапона. Возникший в декабре 1904 г. конфликт между гапоновской организацией и администрацией Путиловского завода, возможно, удалось бы локализовать, если бы в него активно вмешались представители фабричной инспекции, находившейся в ведении министра финансов В.Н. Коковцова, которому уже 12 января не составило труда прийти к соглашению с депутацией рабочих по более сложным вопросам. Действиям «Собрания русских фабрично-заводских рабочих», организовавшего в Петербурге незаконную всеобщую забастовку с политическими требованиями, министр юстиции Н.В. Муравьев не сумел своевременно дать соответствующую правовую оценку, которая бы обязывала полицейские власти столицы предпринять активные меры против организаторов этой забастовки. Наконец, по инициативе министра внутренних дел отмена военного положения в Петербурге 8 января и по вине товарища министра внутренних дел генерала К.Н. Рыдзевского не состоявшийся в ночь с 8 на 9 января арест священника Г. Гапона окончательно лишили Правительство возможности превентивными мерами предотвратить события 9 января.

Загнав себя в тупик принятым на совещании 8 января решением о разрешении массовых шествий рабочих на окраинах города и о недопущении их в центр, полицейские власти уже утром 9 января утратили контроль над ситуацией в столице и даже не попытались назначить официального представителя власти для приема петиции, которую рабочие готовились передать Государю, что могло хотя бы отчасти разрядить обстановку. В результате лишь совершенно не подготовленные к борьбе с массовыми выступлениями гражданского населения воинские части оказались вынужденными противостоять шествию рабочих. При этом следует учесть, что военное командование в Петербурге в лице командующего военным округом великого князя Владимира Александровича и командира гвардейского корпуса генерала князя Васильчикова должно было исходить из убеждения, что основные переговоры с рабочими будут вестись представителями гражданских и полицейских властей столицы. Однако, при отсутствии таких переговоров, первоначально предназначавшиеся для вспомогательных функций воинские части, лишь выполняя имевшийся у них приказ не пропускать рабочих в центр города, вынуждены были повсеместно после троекратных предупреждений открывать огонь по игнорировавшим их требования рабочим. Безусловно, некоторые офицеры и солдаты проявили не имевшую никаких объяснений жестокость по отношению к участникам шествия, но в сложившихся условиях ожидать от связанных присягой и приказом воинских частей каких-либо иных действий было бы совершенно немыслимо.

В связи с изложенными фактами ответ на вопрос о мере участия Императора Николая II в событиях 9 января представляется вполне очевидным. В течение всего 9 января 1905 г. Государь не принял ни одного решения, определившего действия властей в Петербурге по подавлению массовых выступлений рабочих. В период, предшествовавший 9 января, Император был чрезвычайно плохо информирован о событиях, происходивших в столице, теми должностными лицами, которые обязаны были это делать, и которые либо в силу нежелания возлагать на Государя ответственность за принятие непопулярных решений, либо из ведомственного «патриотизма» и личной безответственности, сообщили ему сведения, не отражавшие всей опасности обстановки в Петербурге. Лишь 8 января, получив более полные сведения о ситуации, сложившейся в столице, Государь счел необходимым принять совершенно верное решение о введении в городе военного положения, которое, однако, было вечером отменено им по настоянию министра внутренних дел князя П.Д. Святополк-Мирского, делавшего Императору доклад о положении в городе. Познакомившись вечером 8 января с содержанием гапоновской петиции, носившей характер революционного ультиматума, не позволявшей вступить в конструктивные переговоры с представителями рабочих, Государь принял совершенно правильное решение проигнорировать этот документ, незаконный по форме и подрывающий престиж без того колеблемой в условиях войны государственной власти. Показательно, что не склонный к положительным характеристикам многих действий Императора Николая II С.Ю. Витте, которому менее чем через год после событий 9 января 1905 г. суждено было Манифестом 17 октября открыть конституционный период истории государственности в России, высказал в своих воспоминаниях следующее мнение о возможных действиях Императора по отношению к рабочим, настаивавшим на встрече с Государем: «Если бы я был во главе Правительства, — писал Витте, — то я не посоветовал бы Государю выйти к этой толпе и принять от них прошение, но, с другой стороны, вероятно, я бы дал совет, чтобы Его Величество уполномочил или Главу Правительства или одного из генерал-адъютантов взять это прошение и предложить рабочим разойтись, предупредив, что прошение это будет рассмотрено и по нему последуют те или другие распоряжения.

Если же рабочие не разошлись бы, то, конечно, я употребил бы против них силу».

Мера ответственности Государя за трагедию 9 января не может быть сводима к мере его личного участия в этих событиях. Будучи помазанным Церковью на царство самодержавным Государем, наделенным всей полнотой государственной власти, Император Николай II должен был нести не только бремя исторической ответственности перед своим народом, но и бремя нравственной ответственности перед Богом за все события, происходившие во вверенном ему Государстве. Следует подчеркнуть, что сознание этой двойной ответственности всегда было присуще последнему российскому Государю, хотя далеко не всегда те или иные государственные решения в силу немощи его человеческой природы и беспрецедентной сложности эпохи, на которую выпало его царствование, могли сообразоваться с сознанием этой высокой ответственности. Поэтому определенная доля ответственности за трагические события 9 января 1905 г. может быть возложена на Государя как с исторической, так и с нравственной точек зрения.

Однако эта доля ответственности не идет ни в какое сравнение с той нравственной и исторической виной за вольную или невольную подготовку или непредотвращение трагедии 9 января, которая ложится на таких исторических деятелей, как, например, извергнутый из священного сана Г. Гапон или отправленный в отставку с поста министра внутренних дел князь П.Д. Святополк-Мирский. Исторические данные не позволяют обнаружить в действиях Государя в январские дни 1905 г. сознательной злой воли, обращенной против своего народа и воплощенной в конкретных греховных решениях и поступках.

По материалам Синодальной комиссии
по канонизации святых

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475