Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл: «Россия — православная, а не „многоконфессиональная“ страна»

— В г. Омске каждый день в 9 час. 50 мин. по омскому времени на “Радио России” выходит программа католической церкви. А Русской Православной в слушаемое время у нас нет, программа “Верую” звучит ночью. Возможно ли изменить ситуацию?

— Нам нужно что-то сделать, потому что задан конкретный вопрос, и вопрос меня очень взволновал. В 9–50 идёт католическая передача в Омске, а православная идет ночью. Я предлагаю следующее: я обращусь официально к руководству радио. Но, если можно, мне дать справку, причём не только устную, а письменную, информацию: какую альтернативу мы могли бы предложить. Потому что, в свете того, что сейчас у нас происходит в отношениях с католической церковью, это конечно уже государственная политика. Как же это так? На Омск, на русский город идет в 9–50 это вещание. Ну даже если мы говорим о равенстве конфессий, тут уже никакого равенства нет — православные ночью получают свою передачу. Нам нужно обязательно вмешаться в это дело. Я всё понимаю. Но в Германии или Италии православная передача в 9–50 могла бы пойти только в том случае, если бы католическая шла в 11–50. Ну не может в Милане католическая передача идти в 3 часа ночи, а православная — в 9–50. Почему в православном русском городе это возможно? Это вопрос уважения, если хотите, к гражданам. Ведь абсолютное большинство людей, проживающих в Омске, — это православные люди.

Мы должны вообще забыть этот расхожий термин: многоконфессиональная страна. Россия — это православная страна с национальными и религиозными меньшинствами. Потому что все статистики, которые проводятся в нашей стране, дают совершенно ясную картину наличия меньшинств и абсолютного православного большинства. Кстати, иногда мы робко говорим о том, что да, вы знаете, вот может и не надо включать графу переписи “вероисповедание”. А я считаю, что надо было бы включить. И раз и навсегда положить конец всем этим спекуляциям о многоконфессиональности. Если у нас 4–5% мусульман (вот какая статистика), так это же не многоконфессиональность, — это меньшинство. Если у нас меньше 1% людей неправославных христиан — это меньшинство. Другой разговор, что меньшинство нельзя дискриминировать. Меньшинство должно так же хорошо себя чувствовать, как и большинство. Если мы хотим быть нормальным обществом, мы никого не должны угнетать, но на основании самого факта присутствия меньшинства в нашем обществе невозможно дискриминировать большинство. А вот в 9–50 утра католическая передача и ночная передача для православных — это дискриминация православного большинства жителей города Омска. Поэтому это серьёзный вопрос. Это не вопрос денег. Это не вопрос рекламы. Это вопрос политический, если хотите. Ни одно правительство не может игнорировать тот факт, что большинство населения принадлежит к той или иной конфессии. Вы представьте себе, если бы у нас было 73% мусульман. Вы можете себе представить? Как бы Правительство “вытягивалось” перед этими 73 процентами! Поэтому это вопрос серьёзный. Всякое нормальное государство не может не учитывать мнение большинства своего народа. И ссылки на многоконфессиональность не должны скрывать под собой антиправославных тенденций, которые у нас существуют в средствах массовой информации. Поэтому наша задача заключается в том, чтобы этому противостоять. Поэтому, пожалуйста, я очень хотел бы, чтобы мне помогли с предоставлением фактического материала, — на этот омский случай нужно обратить внимание. Я благодарю тех, кто прислал эту записку.

— Возможно ли создание православного телеканала с помощью региональных СМИ, при их участии? Какие способы зарабатывания денег для православного телевидения позволительны?

— В начале — в отношении региональных СМИ: возможно. Сейчас, кстати, прорабатывается такой вопрос. Но, опять-таки, это всё упирается в деньги. Я очень не люблю об этом говорить, но, к сожалению, в большие деньги. Вот для того, чтобы развернуть телевизионный канал только в одном городе Москве, нужно 20 млн. долларов, — это развернуть; но и на поддержание этого канала каждый год нужно где-то около 4 млн. Это суммы, которыми Церковь не обладает.

Вы говорите о том, что позволительно? А что позволительно? Где такие деньги можно заработать, и как их можно заработать? Проблема у Церкви заключается в том, что, как только мы начинаем ставить вопрос о финансах, об экономике церковной, нас сразу начинают обвинять: “Вот, видите, чем они занимаются, они беспокоятся о своих богатствах ”. На самом деле, вопрос о финансовом положении Церкви — это вопрос о нашей с Вами эффективности. Потому что никакие шумы мы не преодолеем, если наш сигнал не будет сильным, а чтоб сильный сигнал был, должна быть техника, грубо говоря. А чтобы купить технику, нужны деньги. Поэтому вопрос о церковных финансах — это вопрос сейчас совсем не экономический. Это как у Бердяева, знаете, сказано: “Забота о моем собственном хлебе — это материальная забота, а забота о хлебе для ближнего- это духовная забота”. Вот и забота о церковных деньгах — это не материальная забота, это духовная забота, какие бы нам с Вами не навешивали ярлыки недоброжелатели.

Конечно, существуют несколько схем, которые могли бы обеспечить Церковь необходимыми средствами. Во-первых, то, что было всегда. То, что было до революции, когда у Церкви была недвижимость. То, что сейчас в греческих Церквах: возьмите Вы Церковь Эллады, Церковь Кипра. Ведь они свои программы осуществляют только потому, что у них есть недвижимость, которая приносит доход. Церковь ведь не может заниматься бизнесом. Не может Церковь работать как экономическая структура. Это просто невозможно. Потом, ведь в Церкви люди-то другие, они ж себя к этому никогда не готовили. Это всё равно, что хирурга заставить жвачной резинкой торговать, настоящего: не пойдет, не получится. Так и в Церкви ничего не получится. Поэтому всякий бизнес внутри Церкви — это, конечно, явление очень странное, может, от крайней необходимости всё это проистекает, но и всегда очень неуспешное, провальное дело. А вот недвижимость, которая бы могла давать доход, это, конечно, одно из обстоятельств весьма важных, и везде это есть, во всём мире. Поэтому я думаю, что, конечно со временем, может быть Церковь всё-таки будет получать что-то из того, что было у неё когда-то конфисковано. Мы, я хочу подчеркнуть, не говорим о реституции, под реституцией подразумевается полное возвращение Церкви всего того, что у неё отобрано. Это очень сложный вопрос, потому что сегодня это вызовет большое напряжение в обществе. Но речь все-таки должна идти о том, чтобы каждая епархия, даже каждый приход, имели средства помимо сборов. Потому что на эти свечки и на молебны вы сегодня ни книг издавать не можете, ни газет издавать не можете, ни телевидения иметь не можете. Поэтому, конечно, у каждого церковного подразделения должен быть законный источник финансирования. Другой разговор, — государство может поставить под жесткий контроль расходование этих средств, я — за это. Я — за эту прозрачность. Да, действительно, если Церковь получает доходы, от недвижимости, ещё от чего-то, — это не просто жертва, это не то, что люди приносят, — это может подвергаться и налогообложению и проверкам соответствующих органов, — это нормально. Но у Церкви такие источники должны быть. Поэтому у меня нет готового ответа на Ваш вопрос: “Как?”, но я думаю, что только путем изменения экономического положения Церкви в нашем обществе мы можем изменить и ситуацию с поддержкой программ в области средств массовой информации.

— Как относиться к публикациям православных материалов в газетах политических партий, созданных для дальнейшей рекламы их кандидатов. Всё ли равно, в какой газете мы публикуемся?

— Нет, совсем не всё равно. Здесь, я думаю, должно быть очень вдумчивое и осторожное отношение. Потому что публикация православная может быть таким образом размещена, что по сути будет скомпрометирована, и никакого эффекта не будет положительного. Поэтому нужно, на мой взгляд, очень внимательно относиться к тем средствам массовой информации, в которых мы размещаем наши публикации.

— Вы подняли вопрос о численности православных: из нынешней переписи графа о вероисповедании исключена. Церковь не успевала предупредить эту ситуацию. Что делается Церковью, чтобы всё-таки получить данную статистику? Что можно сказать по поводу следующей переписи?

— Я думаю, что эта перепись пускай уж идет, как она идет, потому что сейчас уже поздно вмешиваться в этот процесс. Единственное, я думаю, что вот такими заявлениями, какое я сейчас сделал, мы разрушаем всякие хитросплетения, которые сейчас плетутся и которые направлены на то, чтобы опять-таки, представить Церковь в таком, знаете, неблагополучном свете: мол, Церковь не заинтересована, потому что она боится, что будет очень мало православных. Так вот, мы не боимся. Мы совершенно этого не боимся. Потому что только нужно разъяснить людям, что каждый крещеный человек, — если он не является атеистом, потому что, к сожалению, бывает и так, — он должен поставить в графе “вероисповедание ” — “православный”. Вот и всё. И у нас с вами 82% крещеных людей. Больше, чем любая статистика показывает. В советское время в городе Ленинграде (я хорошо это знаю, потому что там проходило мое служение) было 42% крещеных детей. Когда нельзя было пойти крестить, потому что нужно было паспорт предъявлять — 42 % было крещеных. Сейчас, я думаю, что это в два раза, как минимум, больше, чем в советское время. Поэтому у нас нет никаких опасений. Другой разговор — что нужно разъяснить людям, потому что не всякий ещё и поймет: в какую графу ставить, и что ставить, и как ставить. Но опасений у Православной Церкви нет. По всей вероятности, к следующей переписи населения мы уже должны были бы готовиться к тому, чтобы действительно отстаивать эту позицию. Чтобы наше общество точно знало, сколько православных людей в России находится. А сейчас уж — будь как будет.

— Какова должна быть стратегия информационной политики Русской Православной Церкви в контексте новых вызовов ей?

— Спасибо Вам. Это очень сложный и очень важный вопрос. Я бы хотел разделить некоторые вещи. Есть официальная позиция Церкви по текущим проблемам общества, государства, и она выражается через заявления Святейшего Патриарха и Священного Синода, и я думаю, что так оно и должно быть. Позиция эта всегда достаточно сбалансирована, и она не возникает спонтанно, и в основе её всегда лежит серьёзный исследовательский процесс. И так и должно быть. Потому что слова Церкви — они входят в историю.

Когда г-н Собчак пришел на заседание Священного Синода и требовал, чтобы Синод признал екатеринбургские останки царскими останками, ссылаясь на то, что прокуратура приняла такое решение, и если Синод выступает против, то значит, он выступает против прокуратуры, со всеми последствиями, которые должны в таком случае иметь место. Я тогда г-ну Собчаку сказал: «Знаете, Вы сегодня председательствуете в этой комиссии, а завтра Вас нет, по каким-то причинам: переведут на другую работу, заболеете — помрете, сохрани Бог». Вот так ему прямо и сказал: «И забудут, что Собчак был в той комиссии». Скажите, кто помнит, что Собчак возглавлял ту комиссию? Никто. И что Собчак сказал по поводу екатеринбургских останков, уже никого не интересует. Но если бы Святейший Патриарх и Синод сделали заявление, то это было бы навсегда. Это было бы уже в истории. И вот, сегодня японские исследователи ставят под сомнение принадлежность этих останков к императорской фамилии, а завтра какие-нибудь японцы или китайцы докажут, что это не так. Представьте себе, что бы это означало — позиция, ложная позиция Церкви по этому вопросу — трагедию, издевательство над религиозным чувством людей, потому что это было бы провозглашение ложных мощей. Я привел этот пример к тому, чтобы сказать, что позиция Церкви не может быть очень поспешной, никогда не может быть слишком радикальной, потому что эта позиция не забывается, в отличие от политических деятелей.

Но что касается православных журналистов, то они имеют право свободно реагировать на то, что происходит в обществе. Это их право — высказывать свою точку зрения. Правда, конечно, в таких случаях нельзя говорить “от имени Православной Церкви”, как иногда это бывает. Но от своего собственного имени — каждый журналист имеет право. И его позиция будет убедительна настолько, насколько убедительны его аргументы. Он не может поддержать свою позицию ссылкой на то, что он православный журналист, притягивая тем самым авторитет Церкви. Это опасно. А ведь так часто бывает, и даже в политическом мире бывает, — желание опереться на церковный авторитет, натянуть на себя Церковную крышу и, тем самым, предать значимость самому себе и своей организации. Это неправильно. Потому что если кто-то это делает, то он должен быть полностью послушен, от начала до конца, официальной церковной позиции. Тогда он будет уже не журналистом, а уже будет спикером, (простите за эти нерусские выражения), он должен быть человеком, официально озвучивающим церковную позицию. Но у нас есть такие люди: вот присутствует здесь о. Всеволод и ещё группа людей, их задача заключается в том, чтобы давать интервью и озвучивать. А если о. Всеволод, например, от себя ляпнет, то — не имеет права. Хотя, я знаю, очень часто бывает так, что сталкиваются точки зрения. У людей ведь тоже есть свои взгляды какие-то: у одного — ближе к демократии, у другого — к монархии, у третьего — ещё что-то. И каждый чуть-чуть пытается «рычажками», да? Но задача заключается в том, чтобы никакие «рычажки» не работали, а работало общецерковное понимание проблемы. А журналист отличается от человека, работающего в официальном церковном учреждении тем, что он имеет право говорить от себя. И очень важно, чтобы такие люди у нас были. И чем больше — тем лучше. Вот тут, я думаю, никто не может противопоставить такого человека безрелигиозному или внерелигиозному комментатору, потому что тогда это будет дискриминация, это будет идти против конституции и законов.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475