Блаженная

В те времена она была еще достаточно молода и не понимала, для чего дается ей этот неожиданный грозный дар. Она бросилась лицом на каменные плиты пола и в слезах стала молить Господа забрать его назад. Долго она молилась, но так и не почувствовала, что Бог принял ее мольбу. Вместо этого послышалась тихая музыка, чьи-то шаги, величавая женщина, вся как бы состоящая из одного только света, в драгоценном венце и царской порфире подошла к ней.

— Исидора, — сказала Она, — не смей отказываться от даров Сына моего. Они не для тебя одной, а и в помощь сестрам. Не бойся, Дух Святый всегда подскажет, как принести пользу и по-прежнему остаться юродивой в глазах людей.

— Не могу, не смею. Мне ли дерзать, Царица Небесная, когда я так греховна.

— Дерзай.

— Мамочка, мамочка, а, может, лучше тихонько да незаметно…

— А сестра погибнет душой? Нет уж, спасай других и сама спасешься.

Ушла Матерь Божия. Исидора тяжко вздохнула: ну, вот и крест дает Господь. Слава Тебе, Боже, за все!

На другой день ноги сами привели юродивую в келью той монахини. Здесь она сорвала со стены развешанные пучки трав и побежала с ними уже не тихая, а буйно-помешанная, в трапезную, где собрались все сестры. Глаза ее дико выкатывались, густая пена текла с уголков губ ее чумазого, непонятно какого возраста, лица.

— Эх, вот помоюсь, вот попарюсь! — кричала она, хлеща себя пучками сухих трав. — Чистая буду, как Ангел. Уж тогда возьмут меня в Царство Небесное!

— Сестры, да у нее там белена, цикута! — испуганно вскрикнула одна из монахинь. — Держите ее, отнимите скорее!

Юродивую поймали, стали вырывать веники, а она кричала:

— Ой, не надо! Да чем же я докажу, что согрешила? В ад мне дорога, если не покаюсь, в огонь вечный!

И тотчас же внутренним зрением увидела, как светлеет черное, отталкивающее, будто демонское, лицо заблудшей сестры. И бесов, заслонявших ее гнусными своими фигурами, шарахнувшихся прочь. А в колеблющемся мареве будущего исчезли жуткие картины беснования.

В другой раз ей открылось близкое будущее монастыря и четырехсот его насельниц. Ранним, будто бы, утром прямо через низкие монастырские дувалы перескакивают с гиканьем кочевники и секут, режут мечами всех подряд. Кровь, вопли… Исидора содрогнулась. До набега, судя по четкости и близости картины, оставалось не более суток. Надо скорее предупредить! Надо, чтобы все успели бежать в город! Да только кто же ей поверит?

Снова тихая, похожая на перезвон хрустальных колокольчиков, мелодия подняла ее с пола навстречу Царице Небесной. Пречистая повела ее в ночную темноту, незаметно и быстро, будто вовсе не касаясь земли, взобрались они на первую гряду выветренных скал, потом на вторую, третью. Здесь от тропы, ведущей в монастырь, ответвлялась другая, в сторону ближайшего города. Богородица приказала ей таскать камни и заваливать дорогу в монастырь так, будто ее никогда и не существовало. Другой ночью воинственное племя пустыни обозналось дорогой и вышло к городу. Вооруженные горожане вместе с отрядом легионеров отбили нападение.

Но то был один такой случай. А вот сестрам приходилось помогать часто. Однажды за литургией блаженная определила, что стоящей рядом молодой послушнице предстоит через час умереть. В это время пресвитер, заканчивая причащение, вопросил, кто еще не подошел к Чаше? Исидора неожиданно вскричала: «Я!», шагнула вперед и как бы нечаянно вытолкнула к солее эту самую послушницу. Батюшка оторопело причастил ее. А сразу по выходе из храма случился с нею сердечный удар, и светлая, в Причастии слившаяся с Богом душа молодой сестры устремилась прямо в небо.

Молитвы отнимали у блаженной все больше ночного времени, так что на отдых оставалось не более получаса. Но беседы с Богом были так сладостны, что заменяли собою недостаток сна. Она давно уже чувствовала, что та клеть ее сердца, которая у каждого из нас искони предназначена в жилище Богу, теперь нередко принимает дорогого Гостя. Но пока еще не Хозяина. И молитвы усиливались. Усиливалась и всевозможная помощь сестрам: стирка их белья, уборка келий…

Господь почтил ее и новой скорбью. Она обварила ногу кипятком, и рана никак не заживала, гноилась. Ходить стало трудно, она все чаще должна была опускаться на четвереньки, становясь еще более подобной собачонке. Страдания временами становились невыносимо сильными, и тогда к ней обычно являлась облегчить их Матерь Божия. Исидора ее спрашивала:

— Мамочка, долго ли мне здесь быть? Как хочется к Тебе, к святым Твоим: к Екатерине, Пелагее, Параскеве… Возьми меня туда.

— Рано, доченька моя. Ты-то давно готова, да сестрам пока нужна.

Годы шли, и, хотя лицо ее вполне могло быть лицом молодой женщины, но волосы уже поседели. Она была счастлива. Она достигла цели христианской жизни, которую через много лет определит преподобный Серафим Саровский как состоящую в стяжании Духа Святого. Господь поселился в клети ее сердца, в чертогах, с любовью и радостью убранных для Него.

Постоянно занятая служением сестрам, она длинные молитвы читала чаще по ночам. А днем, когда так хотелось непрестанно молиться, повторяла самую коротенькую: «Боже, милостив буди мне, грешной». И, наконец, заметила, что слова стали излишними. Молитва лилась в ней сама собой, как живая вода из нескудеющего источника.

Однажды к ним в обитель в сопровождении их духовника пожаловал святой жизни отшельник Питирим, которому в сонном видении Ангел сказал, что здесь подвизается девственница, которая благочестием превосходит его самого. Вот он и поспешил ее увидеть. Отшельника познакомили с сестрами, но той, которая нужна, среди них не было.

Питирим прямо сказал игумении, что кого-то они забыли. Тогда привели к нему упирающуюся Исидору. Она дрожала, чувствуя непоправимые последствия, и жалко лепетала: «Не надо, не надо». Питирим бросился в ноги юродивой и, лобызая их, поведал о своем видении.

В этот день все сестры, одна за другой, спешили просить у нее прощения за грубости, побои, невнимательность. Все вспомнили вдруг ее происхождение, образованность. Поздно ночью она горько плакала в своей поварне, видя, в какие черепки разбит покой и мир ее души.

А при первых проблесках рассвета, если выйти за монастырские ворота, можно было увидеть согбенную, но не так сильно, как прежде, фигуру, удаляющуюся в сторону пустыни. Сначала еще слышно было шуршание песка под босыми ногами, а потом фигура как бы приподнялась над землей и стала быстро уменьшаться. Вот она превратилась в черную точку, а вот и совсем пропала. Больше о блаженной Исидоре ничего не известно: кончила ли она свои дни в песках пустыни или нашла какой-нибудь маленький, бедный до нищеты, захолустный монастырь… Думаю, что нашла, что привела ее, куда надо, Царица Небесная.

А теперь, читатель, предлагаю смежить очи так, чтобы осталось видимым белое овальное пятно с проплывающими по нему размытыми темными пятнышками, и увидеть безлюдное место, монастырек, где подвизаются какие-нибудь десять-двенадцать инокинь, блаженную среди них. Здесь совсем небольшая, но очень дружная семья, где все друг друга хорошо понимают. Юродивая помогает сестрам в болезнях и несчастьях, просит Божию Матерь о помощи, когда наступает голод, провожает в последний путь усопших и, зная их посмертную участь, своими молитвами и молитвами сестер избавляет умерших от огня вечного. Сестры привыкли вслушиваться в ее бессвязные речи, обсуждать их, улавливать скрытый смысл.

А потом на кладбище возле храма появляется еще один могильный холмик. К нему сестры ходят поплакать, попросить о помощи, и помощь приходит.

Наконец, в обители не остается никого, холмик сравнивается с землей, в прах рассыпаются кирпичи храма и келий, и ничто уже не напоминает, что в этом месте жили когда-то люди. Самая память о них исчезает, как дым.

О блаженной Исидоре хотя бы что-то нам все-таки известно. А о других десятках и сотнях тысяч? Они прошли по жизни незаметно, не оставив о себе памяти. А ведь все они живы, все следят оттуда за нами. И мы, грешные и слабые христиане последних времен, можем только с упованием просить их: «О бесчисленные сонмы безвестных Святых, молите Бога о нас».

В. Прихожанин
Екатеринбург

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475