Собор или Парламент?

Церковные Соборы — это совершенно уникальное явление в нашем мире. Ему нет аналога в светской жизни. Ни Государственная Дума, ни Федеральное Собрание, ни кабинет министров, ни тем более партийный съезд не могут быть уподоблены церковному Собору («Синоду» по-гречески) — здесь действуют совершенно иные принципы.

За двухтысячелетнюю историю Церкви в ней состоялось семь Вселенских Соборов, где были сформулированы основополагающие догматы, каноны, приняты важнейшие решения по вопросу церковного устройства. В каждой из братских Православных Церквей (Константинопольской, Александрийской, Иерусалимской, Русской и т.д.) созываются Поместные Соборы. Соборы — и Вселенские, и Поместные, это надо особо подчеркнуть, всегда были исключительно соборами епископов. «Собор Поместный есть собор епископов какой-либо области» — гласит Книга Правил, определяющая в том числе каноническое устройство Церкви. До XX века никому из церковных людей даже в голову не приходило, что членом Поместного Собора мог стать простой священник или мирянин. Хотя Собор мог призвать священника, монаха, мирянина в качестве ответчика, консультанта или лица, авторитетное мнение которого было важно при решении того или иного вопроса, но права голоса эти консультанты не имели. Исключение составляли представители тех архиереев, которые сами не имели возможности прибыть на Собор. Даже византийские императоры, которые созывали Вселенские Соборы и председательствовали на них как миряне не имели права голоса и, хотя скрепляли соборные решения своей подписью, но лишь для того, чтобы придать церковным законам силу законов государственных.

В начале XX века в разгар безоглядной либерализации всего строя русской жизни и в церковной среде явился великий соблазн парламентаризма. И этот соблазн не был преодолен. Поместный Собор Русской Церкви 1917–18. гг. в значительной степени стал попыткой заменить каноническую структуру Собора на парламентские формы. Впервые в истории Церкви на Соборе в качестве полноправных членов присутствовали избранные в своих епархиях священники и миряне, которых было в семь раз больше, чем архиереев.

Очень многим тогда казалось, что священный авторитет соборного решения епископов как преемников апостольской власти в Церкви — это нечто устаревшее, мифологизированное. Намного более прогрессивно казалось возглашать: «наше собрание большинством голосов решило», чем «изволися Духу Святому и нам» (именно последняя формулировка, означающая «угодно Духу Святому и нам» и взятая из «Деяний апостолов», венчает все соборные постановления).

Все это могло зайти слишком далеко. Каждый интересующийся данным вопросом может найти множество материалов о том, в каком нецерковном духе проходило Предсоборное Присутствие, как в епархиях собрания священников, дьяконов и псаломщиков увольняли достойнейших епископов, как профессора Санкт-Петербургской духовной академии готовили настоящую революцию в Церкви. Именно тогда набирало силу обновленческое движение, разрушительная мощь которого проявилась позднее, при большевиках. Даже либеральные церковные историки отмечают радикализм и непримиримость многих требований участников дискуссии. Собор начал дробиться на партии и фракции, которые то противились восстановлению патриаршества, то предлагали полную выборность епископата, или ратовали за введение епископата женатого и даже требовали полного упразднения монашества. (Заметим в скобках, что Император Николай II, созвавший в свое время Предсоборное Присутствие, был настолько удручен подобной картиной, что принял решение отложить Собор до лучших времен, что часто ставят в упрек последнему российскому царю).

Облик самого Собора 1917–18 гг., как вспоминает один из его участников митрополит Евлогий (Георгиевский), «по пестроте состава, непримиримости, враждебности течений и настроений поначалу тревожил, печалил, даже казался жутким». Епископ Алексий (Симанский), впоследствии Всероссийский Патриарх, в одном из своих писем рассказывает: «Мой отец писал мне, что был как-то на пленарном заседании Собора; впечатления — как от парламента, а не Собора в церковном смысле». Обстановку усложняло то, что все газеты и журналы, сочувствующие Церкви, были закрыты, зато был создан «Церковно-общественный вестник», оказавшийся в руках апологета обновленчества и рупора большевиков, члена Собора проф. Б. Титлинова. Последний своим поведением на Соборе даже вынудил митрополита Тихона, будущего Патриарха, сделать такое замечание: «Выступающие забывают, что у нас не митинг, не товарищеское собрание, а Священный Собор Православной Церкви…»

Если Государственная Дума стала катализатором развала императорской России, то с началом работы Собора многие священники, архиереи и миряне с ужасом почувствовали, что их Собор, который был созван с самыми благими намерениями и, казалось бы, с необходимыми, соответствующими духу времени нововведениями, может стать катализатором разрушения самой Русской Церкви. Открывая одно из первых заседаний, митрополит Киевский Владимир говорил о том, что разномыслие, которое теперь «возведено в руководящий принцип жизни», вызывает у него опасение за успех деяний Собора.

Революционный дух, обновленческие идеи, которыми позже, в советское время, пытались разрушить Церковь, пронизывали, к сожалению, многие доклады, прозвучавшие на Соборе.

Об уровне некоторых дискуссий можно судить по примеру даже самых «невинных» нововведений и реформ. Композитор А.Т. Гречанинов горячо ратовал за введение инструментальной музыки в православное богослужение и предлагал установить в каждом храме орган «для придания церковной службе большей музыкальной красоты, возвышенности и силы воздействия на молитвенное настроение молящихся». В качестве аргумента он заявил, что предпочитает молиться в католическом костеле, поскольку только там находит ту религиозно-музыкальную атмосферу, которая позволяет наслаждаться художественностью исполнения религиозной музыки. Относительно органа ему, правда, возражал другой композитор А.Д. Кастальский, но тоже весьма своеобразно: «Введение органа в сельские церкви будет недоступно ни по цене этого инструмента, ни в силу отсутствия опытных исполнителей. Для подготовки хороших органистов потребуются специальные школы и очень продолжительное время. При наших условиях можно ограничиться недорогой фисгармонией, которую следует поставить на клиросе». То есть предполагалось, что с фисгармонией наши деревенские церковные сторожа и старушки-псаломщицы справятся без труда.

Необходимо оговориться: нет никаких сомнений, что Поместный Собор 1917–1918 годов, не смотря ни на что, явился главным событием церковной жизни России XX века. Произошло главное, что дает все основания говорить, что этот Собор выполнил свою духовную и историческую миссию. На нем было восстановлено патриаршество. Переоценить значение этого деяния невозможно. Но решительный поворот в настроении Собора, отрезвление от революционного угара произошел лишь после того, как осенью 1917 года пушки «новой власти, принесшей свободу Церкви», стали рушить кремлевские святыни, после того как пали от рук палачей первые новомученики.

Чтобы сейчас избежать явных для нас сегодня нестроений, сопутствовавших проведению Собора 1917–1918 гг. необходимо в первую очередь исключить парламентаризм как фактор церковной жизни. Иметь право голоса и принимать все решения на Соборе должны, как и прежде только епископы. На это они поставлены Богом и Церковью. Как бы ни ругала русских архиереев нынешняя пресса, и злая людская молва, сколько бы ни говорили, что многие из них не способны иметь собственного мнения, православное сознание не воспринимает эту клевету и осознает каждого епископа преемником апостольской власти.

Конечно же, в современной церковной жизни есть немало вопросов, требующих незамедлительного решения, глубокого изучения и свободной дискуссии. И, конечно же, необходимо, чтобы в обсуждении этих вопросов приняла участие вся Церковь; архиереи, священники, миряне. Такое обсуждение реально происходит и сегодня, но происходит оно стихийно, порой в совершенно чуждом церковной соборности духе.

Догматы, церковное устройство, ереси, расколы — вопросы, которые впоследствии обсуждались на Вселенских и Поместных соборах, как мы знаем из истории, всегда были предметами размышлений и споров в монастырях, в городских храмах, на площадях православных городов, в посланиях духоносных отцов. Это и была истинная соборность и участие мирян, духовенства и монашества в жизни Церкви. Позже, на самом Соборе могли находиться мудрые авторитетные миряне, великие монахи-подвижники. Их мнение могли спросить, их слово могло даже стать решающим в судьбе Собора, но принимали решение все же те, кто от Бога поставлен управлять Церковью Христовой — архиереи.

И сегодня, представляется, что нет тех вопросов, которые не могли быть обсуждены на уровне приходов, благочиний, епархий, в церковных журналах и газетах. Если это произойдет, то после необходимого периода общецерковного обсуждения у каждого епископа, в каждой епархии появятся предложения, проекты, касающиеся тех или иных вопросов церковной жизни. И тогда уже епископы, зная мнение своей паствы, будут принимать решения на Соборе.

Можно смело прогнозировать, что если Поместный Собор будет проведен в форме Собора 1917 года, то он, мало того, что превратится в церковный многофракционный парламент, но и затянется до бесконечности. Одни будут требовать его закрытия, другие, наоборот, продолжения. Такая обстановка, разумеется, нисколько не способствует принятию важных и конструктивных решений. Кстати, по уставу Собора 1917 года относительно этого вопроса были продуманы соответствующие «меры безопасности»: архиереи могли прервать его работу при соответственном решении 2/3 епископата, не учитывая мнения остальных членов Собора. Но это опять все та же победа большинства над меньшинством. Были и другие «меры безопасности». После принятия какого-либо решения большинством голосов на пленарном заседании каждый вопрос утверждался на Совещании Епископов.

Парламентаризм уже давно и активно проникает в церковное сознание. С большой долей уверенности можно сказать, что Поместный Собор, созванный в наше время, в той обновленной форме, которая была задана в 1917 году, будет выглядеть ненамного лучше теперешних заседаний Государственной Думы. Не следует забывать о средствах массовой информации, «четвертой власти», которая все настойчивее стремится быть верховным арбитром в церковных делах, причем почти всегда с антихристианских позиций. Совершенно очевидно, что СМИ постараются оказать самое мощное влияние на ход Собора. Однако этим силам будет значительно сложнее повлиять на работу Собора, если его членами будут лишь архиереи, а не выборные священники и миряне. К тому же приходится учесть, что уровень церковной и просто общей культуры, к сожалению, очень значительно снизился по сравнению с тем, что было сто лет назад. Тем строже сейчас необходимо следовать святоотеческим традициям. Все это заранее настораживает и дает основания полагать, что Поместный Собор с теми формами демократического представительства, которые мы сейчас имеем, будет обречен как минимум на серьезнейшие проблемы. При нынешней ангажированности многих околоцерковных кругов, при нынешних пиаровских технологиях, которыми не преминут воспользоваться при выборе делегатов, форма проведения Поместных Соборов, которая была введена Русской Церковью в XX веке, весьма спорна. Впрочем, сама жизнь часто корректирует некоторые административные постановления Поместных Соборов. В 1917–18 годах, как и сегодня, определяли социальную доктрину Церкви, принципы взаимодействия Церкви и государства. Соборное определение предписывало, к примеру, следующее:

«Государственные законы, касающиеся Православной Церкви, издаются не иначе как по соглашению с церковной властью…» Или другое: «Глава Российского государства, министр исповедания и министр народного просвещения, и товарищи их должны быть православными». Понятно, как советское правительство выполняло подобные постановления.

Если мы возьмем процедуру избрания Всероссийского Патриарха, то она в XX веке тоже не всегда выполнялась в соответствии с буквой Устава: Патриарха Сергия выбирало 18 архиереев, Патриарх Алексий I избирался в присутствии восточных патриархов и т.д. Причины подобных отступлений понятны. Церковь — это живой организм, и не всякое административное постановление Поместного Собора строго устанавливается на все времена. В СМИ сейчас бросают упреки Церкви, что Соборы созываются не раз в пять лет, как предусмотрено Уставом. Но стоит вспомнить, что и Вселенские и Поместные Соборы всегда созывались по мере необходимости. Одна крайность – на двести лет прекратить всякую соборную деятельность, другая — введение жесткой периодичности в соборную жизнь Церкви. Это, к сожалению, та же хорошо узнаваемая калька со светской жизни, все та же уступка духу времени, а это ничего доброго в Церковь принести не может.

Архимандрит Тихон (Шевкунов)
Православие 2000

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475