Священник Константин Корепанов: Надо просто послушаться Бога

Батюшка, предлагаю ответить на вопросы наших телезрителей. «Почему одно только чтение Священного Писания не спасает человека и не налаживает его жизнь? Как правильно организовать свою духовную жизнь?»

– Как говорит на эту тему апостол Иаков, кто читает Священное Писание и не исполняет его, подобен человеку, который посмотрел в зеркало, отошел и забыл черты своего лица. Пока читаешь, все понимаешь, осознаешь. Но жизнь – это не только понимание и осознание, это еще чувства, поступки, деятельность. В первую очередь деятельность. Жизнь может быть умственной деятельностью, может быть чувственной деятельностью, может быть просто деятельностью. Во всяком акте человеческой жизнедеятельности присутствуют все аспекты человеческой души. А когда мы читаем, задействовано только наше сознание, больше ничего. Поэтому ничего не происходит.

Если мы начинаем исполнять то, что прочитали, тогда в это включаются и чувства, и воля. Мы начинаем действовать и понимаем, что не можем осуществить то, что написано, при всем нашем желании. Мы пытаемся понять, почему так происходит, начинаем интересоваться, узнавать, еще больше читать Священное Писание. В конце концов приходим к тому, что нужно молиться, потому что сами мы ничего сделать не можем. Без Меня не можете делать ничего (Ин. 15:5). Значит, чтобы что-то сделать, надо просить Бога. И чтение Священного Писания дополняется хоть каким-то элементом молитвенной практики.

Когда есть знания и есть молитва, жизнь становится более полной, разнообразной и ставит самые разнообразные задачи, которые нужно решать. С чтением Священного Писания, с молитвой человек начинает жить. А одно только чтение Священного Писания ничего не актуализирует. Собственно, актуальность – это перевод в действие, в акт. Актуализация прочитанного происходит тогда, когда мы тем или иным образом пытаемся это осуществить в своей жизни. Без этого невозможна духовная жизнь.

А когда наоборот: деятельность есть, а Священное Писание не читаешь, не изучаешь? Это же тоже перекос?

– Это похоже на деятельность слепого. Он тоже действует. Если его научат: вот тут держи, вот тут строгай, вот тут крути – он освоит моторику и будет делать то, чему его научили. А пока он слепой, он может делать что угодно: размахивать лопатой в фарфоровой лавке, упасть где-нибудь среди кактусов, поломать клумбу или сделать что-нибудь еще. Потому что ничего не видит.

Священное Писание открывает глаза. Но, когда мы открыли глаза, прозрели и стоим посреди дороги, надо что-то делать. Увидеть впереди солнце и пойти к солнцу; или увидеть впереди магазин и пойти в магазин; или увидеть впереди храм и пойти в храм. То есть мы увидели – и должны это актуализировать, привести в действие, начать хоть какую-то деятельность. И тогда знание, которое мы получили через ум, через сознание, становится деятельным знанием и осуществляется в нашей жизни.

«Как верующему справляться с сомнениями в вере и духовным холодом?»

– На самом деле все не так, как написано в западных книжках. Вера и сомнение – это западное противопоставление, на Западе этому уделялось очень много внимания. У них давно существует апологетика, в отличие от православной традиции (если мы вынесем за скобки первенствующую Церковь, первые три века). Апологетики как таковой у нас не было. Собственно, Иоанном Златоустом все заканчивается. Апологетика появляется только в XX веке, как раз на разрешении этого вопроса веры и сомнения.

В живой практике христианской жизни восточнохристианской традиции такого противопоставления никогда не было. Вера не подвергается сомнениям. Все дело в том, что Запад пережил отчуждение веры от жизни очень рано. Мы с этим феноменом встретились только в XVIII–XIX веках. На Западе это началось гораздо раньше, и вера там очень быстро перекочевала в разряд какого-то мировоззрения, идеологии, то есть в продукт сознания, а жизнь – сама по себе. Когда человек верит только сознанием, это сознание, в силу сложившихся традиций, предполагает, что нужно осуществлять какую-то религиозную практику. Человек совершает религиозную практику и, собственно, живет себе нормально...

Почему началось возрождение? Люди усомнились. Они открыли мир язычества, открыли мир ислама. Люди чудесно жили в языческом мире, прекрасно живут в исламе, евреи живут в своей традиции. Мол, почему только христианство? Может, все не так? И вся западная система поплыла. Потому что давным-давно у них вера стала продуктом сознания, то есть тем, что создано сознанием.

В Православии такого не было очень долго. Святые, которых было много, как-то не давали выхолостить христианскую жизнь только в продукт сознания. Это произошло где-то на рубеже XIX века, может быть, даже XX века. В XX веке это проявилось со всей актуальностью, и сейчас мы видим, что у нас вера – это продукт сознания. Поэтому нас мучают сомнения.

В той жизни, что описана на страницах Библии, библейская вера, которой жила первенствующая Церковь, не предполагала сомнений. Я же не сомневаюсь в том, что вы, например, существуете. Теоретически можно представить себе такую философию, при которой я могу сомневаться в вашем реальном бытии. Но на самом деле это невозможно, потому что я общаюсь с вами, живу с вами. Скажем, если бы я вас знал только по интернету, я бы сомневался. Но поскольку я с вами общаюсь, мы с вами много разговариваем, я понимаю, что вы есть.

Христианство предполагает общение с Богом, жизнь в Боге. Жизнь не может быть чем-то, что представилось твоему сознанию. Это то, чем ты живешь, что питает тебя, животворит. В молитве Симеона Нового Богослова ко Святому Причащению говорится, что Господь – жизнь, дыхание, радость. Это был живой опыт. В благодарственных молитвах по Святом Причащении есть слова: «Пройди… во вся составы, во утробу, в сердце». Это же не какая-то композиция сознания, это то, чем мы питаем себя.

Мы не можем представить себе какую-то еду, посмотреть на нее и насытиться, мы ею питаемся. Когда мы просто на нее смотрим, то, может, она есть, а, может, это мираж какой-то. Но когда мы ее пробуем, понимаем, что это вкусно, сытно, хорошо.

То же самое – общение с Богом в православной традиции. И другого христианства христиане не знали, это всегда была жизнь. А какие сомнения о жизни? Это Незнайка мог сказать: «Я не знаю, знаю я или не знаю». Христианин так не может сказать. Он знает своего Бога, потому он и христианин.

В XX веке произошла подмена. Опыта нет, святых нет, подсмотреть, просветиться у живого святого возможности нет. Человек просто прочитал что-то в книге, пусть даже в Евангелии, и сказал: «Да, Бог есть, я верю». Но пришла и другая мысль: «А может, показалось?» Скажем, прочитал человек, что Евангелие написано не в первом веке, а в четвертом или пятом, и думает: «Апостолы на самом деле не могли ничего записать, диктофонов не было. Как они это помнили спустя 30 лет после смерти Иисуса Христа? Может, они все выдумали?» И возникли сомнения. Потому что в данном случае вера – в голове. А раз она в голове, раз она – продукт сознания, то она подвержена всем тем процессам, которые происходят в сознании.

Сомнения – это часть работы нашего сознания. Поэтому мы постоянно подвергаемся натиску различных помыслов, образов, сомнений, они и разрушают ту веру, что есть в нашем сознании. К счастью для нас всех, для современного поколения, хотя мы верим только нашим сознанием, благодать – реальна, и она нас питает, вне зависимости от того, осознаем мы это или нет, чувствуем или нет. Плохо, что мы не чувствуем. К счастью, даже вопреки нашему нечувствию благодать нас животворит, она нам помогает. Если мы добровольно не проваливаемся в поток лжи, рождающий сомнения, то благодать нас хранит.

Например, мы что-то прочитали и сказали себе: «Подумаю об этом завтра». Утром встали – и забыли, опять появились какие-то сомнения. «Спрошу у батюшки». Батюшка сказал: «Успокойся, все нормально». И человек успокоился.

Но если он вдруг сам решает во всем разобраться, начинает читать какие-нибудь атеистические книжки, разные «черные книги», подметные письма и прочую чепуху, которая на просторах интернета киснет огромными пластами, тогда, поскольку он поверил лжи (не просто усомнился, а поверил лжи), он начинает тонуть в ней. Но это уже не сомнение, человек возлюбил ложь.

Вопрос был, как бороться с сомнениями. Нужно просто отложить их на какое-то время. Если они по-прежнему беспокоят, нужно прийти к батюшке, самому обычному, и сказать: «Батюшка, меня сомнения мучают». Он погладит по голове, улыбнется своей бородатой улыбкой, может, святой водичкой окропит, молитву произнесет – и все как рукой снимет.

Митрополит Вениамин (Федченков) писал об этом замечательную вещь. К нему как-то пришла сестра и говорит, что на курсах рассказывают теорию Дарвина, а как же это согласуется с Библией? Он ей сказал: «Мне сейчас некогда, у меня семинария, служба, я тебе список литературы принесу по этому вопросу, ты сама почитай, разберись». Он принес ей список литературы, отдал, примерно через полгода спрашивает: «Ну что, разобралась?» Она говорит: «Нет, я положила список на полку и подумала, что если такие умные люди не смущались, то и я смущаться не буду». Вот и все.

Но это не потому, что сомнения неопасны, а потому, что благодать нас хранит, она отгоняет от нас шелуху сомнений, если мы во всем остальном стараемся, как можем, исполнять заповеди Божии.

«Как отличить истинное духовное движение от эмоциональных переживаний или самообмана?»

– Только опытом, никак по-другому. Конечно, хорошо, если на приходе служит святитель Игнатий (Брянчанинов), или Феофан Затворник, или Иоанн (Крестьянкин), который быстро подскажет, что вот это движение крови, а вот это благодать. Я серьезно говорю. Он подскажет потому, что опытный, прошел это опытом, вкусил. Вот и весь ответ на вопрос. Ищите человека, который прошел через это, и он вас остановит. Если вы такого человека не знаете, проходите это сами опытным путем и становитесь опытным.

У меня есть два корреспондента, 16-летние ребята, пишут много, задают вопросы. Они не могут этого понять. Я понимаю, почему они не могут понять, но у меня опускаются руки от того, что я не могу им это объяснить. Они не могут стать завтра 50-летними людьми. Нужно прожить жизнь, тогда приобретешь опыт. Антоний Великий воссиял и стал Антонием Великим не в 16 лет, когда ушел в монастырь, не в 20 лет, не в 25. Нужно пройти жизненный путь. Не надо бояться жизни. Мы знаем старцев, но не знаем молодых людей, которые окормляют других (это всегда заканчивается плохо). Надо набраться опыта. В 20 лет человек видит мир иначе: Христа видит так, жену и детей – вот так. Проходит 20 лет, и он видит все иначе: глубже, серьезнее, по-другому.

Приходит молодой человек в храм, начитавшись умных богословских книжек, самых разных, хороших (Александра Шмемана, отца Николая Афанасьева, Евагрия Понтийского, Исаака Сирина), и начинает шашкой махать: мол, кругом все плохо, молитвы нет, духовной жизни нет, евхаристической жизни нет, братства нет, любви нет, надо сделать вот так и вот так. Что скажет старый священник? «Успокойся, мы обязательно сделаем. Чуть-чуть подождем и сделаем». Проходит 20 лет – и этот молодой человек ничего не хочет менять. Не потому, что перегорел, а потому, что понял, что все гораздо сложнее, чем кажется, когда читаешь (или пишешь) книгу.

Алексей Ильич Осипов говорит замечательные вещи о том, кого надо, а кого не надо отпевать в церкви. Я готов подписаться под любым его словом, которое он говорит на эту тему честно, прямо. Но он не священник. А, если бы он стал священником, так бы не говорил. Потому что одно дело – говорить правильные вещи; и совсем другое – смотреть в глаза плачущей матери или плачущей жене. Все становится совсем не так. Потому что Христос велит жить не по какому-то принципу правильности или неправильности, а чтобы была любовь.

Вот стоит перед тобой плачущий человек, его надо любым образом утешить, успокоить, найти слова, что-то сказать. И священник это делает. Конечно, можно относиться к этому формально, но обычно мы снисходим к людям, оказавшимся в тяжелой, страшной ситуации. Это то, что составляет природу Церкви.

Поначалу кажется, что нужно сделать то-то и то-то. А ты будь потише, научись жить. Жизнь не такая, какой она представляется в подростковом, потом юношеском максимализме, а потом в неофитском горении. И вот ты становишься человеком, который ничего не делает. Ничего. Но одно прикосновение твоей руки или одно сказанное тобой слово меняет жизнь людей. Ты утишился, как глубокая вода, ты стал тихий, как глубочайшая бездна. Но прикосновение к ней рождает изменение жизни.

Так и происходило со святыми. Они просто прикасались к человеку, или говорили, или делали одно движение. Святые не преображают мир, они преображают душу, потому что сами сделали главное – изменили собственную душу. Вот этого нам очень не хватает.

Когда-то Василий Васильевич Розанов, уже будучи уверовавшим, почти воцерковленным, сказал: «Вся проблема нашего поколения (он родился в 60-е годы XIX века) в том, что мы Прудона прочитали раньше, чем Евангелие». Это само собой знаменательно в православной стране. Прудон почти как христианин – он за милосердие, любовь, за сострадание, справедливость. Но он говорит, что нужно менять мир: мол, видишь, сколько неправды, сколько гадостей? Меняй мир.

И они, молодые ребята, загорелись этой идеей: надо менять мир, кто как может. Кто-то – расстреливая полицейского, кто-то – написанием прокламаций, кто-то – написанием философских сочинений. Но потом, говорит он, когда мы прочитали Евангелие, поняли, что менять нужно себя. Если себя не изменишь, ничего не изменится.

Ты – источник зла в этом мире. Не единственный, конечно, но ты – единственный тебе подвластный источник зла. С другими источниками зла ты ничего не можешь сделать, а с собой можешь справиться. Или, как сказал Серафим Саровский, стяжи дух мирен, и тысячи вокруг тебя спасутся.

Отец Константин, что делать с хроническими греховными привычками, какие конкретные методы позволяют разрушать их?

– У нас есть замечательный священник в епархии – отец Игорь Бачинин. Он у нас специалист по привычкам. А я все-таки больше со страстями знаком, чем с привычками. Так вот, страсти требуют только двух действий – смирения и молитвы. Смирение – это когда понимаешь, что ничего не можешь сделать, если Бог тебя не исцелит. Хватит заниматься самолечением, приходи и отдай Богу свою страсть, скажи: «Исцели меня от страсти». Он может исцелить. Но мы все хотим сделать сами, мы хотим сказать: «Я стал бесстрастным, я смог, теперь дай мне Свою благодать!» Так не получится! Именно в борьбе со страстями и стяжается благодать. Именно благодатью страсти и врачуются. Это очень важно, принципиально важно.

И надо смириться не только с этим, но и с тем, что мы познаем свои страсти для того, чтобы перестать осуждать страстность других людей. Пока мы не переживем своей страстности, мы будем высокомерны и будем осуждать. Надо как можно быстрее смириться и сказать: «Больше я никого не осуждаю, потому что все такие же, как я. А я такой же, как и все. Господи, только исцели, обещаю, что больше никого не буду осуждать». И исцеление произойдет быстро! Но вы должны сдержать слово, вы не можете больше никого осудить! Вы не можете сказать: «Как это он такой!» Да ты сам такой! Ты ничем не отличаешься, ты точно такой же. Он малодушный, и ты был малодушный, он похотливый, и ты похотливый, он пьяница, и ты пьяница. Просто благодатью Божией что-то в тебе сдерживается, а что-то дается для того, чтобы ты почувствовал, что ты такой же страстный человек, как и другой.

Так что не знаю про привычки, отец Игорь бы лучше сказал, но про страсти. На мой взгляд, вся проблема в этом (и я вижу это по исповедям и беседам). Люди приходят в церковь, понимают, что у них есть страсти, пагубные привычки, и они говорят: «Надо с этим заканчивать». Что надо сделать? Ну, почитать книжку. Есть же какая-то технология борьбы с этой привычкой... Так, прочитал – все, с завтрашнего дня бросаю курить или курю только три сигареты вместо двадцати, пью только одну бутылку водки в месяц, 20 шагов прохожу... Любую технологию хочу освоить, чтобы понять, как я сам смогу избавиться от этой страсти. Вот коренная беда, потому что нельзя ничего сделать! Без Меня не можете творить ничего. Исцелить может только Господь. Надо прийти со своей проблемой, своей страстью к Христу: «Исцели, мне очень плохо».

А мы живем по принципу ненормальному, рационально невозможному, но почему-то живем. Представьте больницу, в которую вход разрешен только здоровым. А ты больной, можешь заразить других, поэтому сюда больше не приходи! Вот вылечишься, справку принесешь, что здоров, и мы тебя пустим. Мы живем в Церкви по этому принципу – пока у меня грехи, меня никто не примет, пока у меня зависимость, пьяница здесь никому не нужен, курильщик никому не нужен, блудник никому не нужен, вообще никто никому не нужен, пока святым не станешь – в церковь вход запрещен. Нет! В том-то и дело, что Церковь, как говорится в молитве на таинстве Исповеди, – это врачебница. Тебя здесь могут исцелить, только расскажи, что у тебя болит, честно, без всяких самооправданий и экивоков. Скажи честно, что болит, и Церковь тебя вылечит. Христос благодатью Святого Духа тебя вылечит, только скажи, исповедуй. Вот это на самом деле самое важное.

Что такое духовная свобода и как ее достичь? От чего прежде всего нужно освобождаться?

– Апостол говорит: где Дух Святой, Дух Господень – там свобода. Подлинная свобода будет тогда, когда мы будем в полноте благодати Святого Духа. Этот вопрос, наверное, не мне лучше бы задать, а спросить преподобного Серафима Саровского или Паисия Величковского – они, может, больше на эту тему сказали бы. А я не знаю. Но никто из святых отцов не говорит о свободе. Они говорят о любви. Любовь и есть совершенная свобода. Но не та любовь, которой мы любим (в ней больше зависимости). Мы боимся, как к нам отнесутся, посмотрят на нас, примут ли нашу любовь и заботу. А вот совершенная любовь и совершенная свобода сходятся. Это когда человек забывает о себе, о похвале, покое, собственном времени, здоровье, о чем-то для него дорогом, важном, значимом ради любви к Богу или другому человеку. Это и есть путь к свободе.

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475