Епископ Скопинский и Шацкий Питирим. Епископство: власть или служение?

Тема нашего разговора: «Епископство – власть или служение?» Святые отцы говорят, что без епископа нет Церкви. Это действительно важнейшее служение, но для обыкновенного прихожанина совершенно неведомое и незаметное. Кто же такой епископ?

– «Где нет епископа, там нет Церкви» – авторство этих слов приписывают и священномученику Киприану Карфагенскому, и священномученику Игнатию Богоносцу. Епископ – глава епархии. С греческого языка это слово переводится как «надзиратель, деспот», в славянской редакции можно услышать: «князь церковный». По большому счету, это отец. «Архипастырь» – значит «главный пастырь». Он пастырь для мирян, и для священников.

Епископ делегирует свою священническую власть священникам, и они могут служить. То есть без него они не могут совершать служение. Без него не могут совершаться таинства Церкви, одно из которых и есть священство. Церковь не может существовать без епископа. Это ключевая фигура. У него много обязанностей и ответственности, но и, конечно, много прав. Если сравнивать это со светским устроением, то это абсолютная монархия. В духовном смысле монархия – это абсолютная ответственность.

В Древней Церкви епископа выбирал народ. Как сегодня становятся епископами?

– Сейчас, конечно, народ не выбирает епископа напрямую. Но народ из своей среды сначала выдвигает студента какой-нибудь семинарии или академии. Этот человек получает образование (епископ должен быть достаточно образован). Паства, церковная община, готовит кандидата. А дальше уже все совершается по благословению Священноначалия. Патриарх проводит собеседование, а Синод все утверждает. На епископство может выдвинуть кандидата другой епископ или духовное учебное заведение. В зависимости от нужд Церкви. Жизнь Церкви меняется со временем. Много было всяких практик, сейчас вот такая.

Чем занимается епископ?

– Чем он только не занимается. Как надзиратель он является администратором. Но плохо, если епископ только администратор. Он должен быть архипастырем, то есть и проповедником, и миссионером, и педагогом. Учительство очень важно. Оно должно проявляться не только в виде проповеди, это и педагогическая, научная деятельность.

У епископа много обязанностей. И все епископы разные, у всех свои способности, дарования, таланты. Кто-то реализовывает себя в социальном служении, кто-то в миссионерском, кто-то в большей степени ученый и занимается педагогической деятельностью или возглавляет семинарии, академии. Господь знает, у кого какие таланты.

Я сам с этим сталкивался. Например, все думал, для чего учился в филологическом вузе. Я его окончил в начале 1990-х, когда все рухнуло и филологи были вообще никому не нужны. А когда поступил в семинарию, то понял зачем, ведь для архипастыря одно из главных дел – это проповедь. Вот зачем я учился – чтобы свободно, хорошо говорить проповеди. Все потом пригождается. Главное, правильно определить, какое у тебя призвание, и все твои таланты будут реализовываться. У епископов разные склонности, дарования. К чему имеешь призвание, талант, то и надо развивать. Именно на этой ниве ты больше всего принесешь пользы.

Епископство – это власть или служение? Что доминирует в труде епископа – права или обязанности?

– Плохо, если епископство – чисто власть. Конечно, власть есть, но, например, меня она тяготит. Я человек не властный по своей натуре. Конечно, в труде должно быть больше служения. Это важно. Деятельность архиерея, пастыря и называется служением. И если архипастырь, то и служение архи, то есть в большей степени, чем священническое.

Власть тоже нужно применять. Без нее будет анархия. Как бы нам ни хотелось быть добрыми, это неправильно. А часто желание быть добрым происходит от безволия или от гордости, когда ты хочешь всем нравиться и чтобы тебя все любили. Когда ты начальствующий, нужно готовиться к тому, что тебя далеко не все будут любить, и надо применять власть особенно там, где есть какие-то нестроения, иначе ты за них будешь ответственным.

Какие особенные сложности и искушения есть в епископском служении?

– Самое первое искушение – власть. У епископа абсолютная власть в его епархии. И если он еще по натуре властный человек, то может принести людям много страданий и даже искалечить человеческие души, психику. Нужно сдерживать свои властные порывы.

В епископском искушении обостряются все страсти. Например, если у тебя страсть к деньгам, к сребролюбию, то снова здесь получается большой соблазн, ведь вся церковная казна в твоих руках. И так с любой страстью. Поэтому епископ должен быть непорочным, очень хорошо испытанным человеком. Когда получаешь абсолютную власть и над тобой нет никого, кто мог бы тебя контролировать, ты должен это делать сам, и, если страсти, которые таятся в твоем сердце, обостряются, появляется очень большая опасность пуститься во все тяжкие. Епископов испытывают. Чтобы им стать, обязательно нужны рекомендации. И епископ должен постоянно испытывать сам себя и свою совесть. Когда мы произносим наречения епископа, все со страхом и трепетом подходят к этому. Они понимают: над тобой никого нет, теперь только ты сам можешь себя контролировать. Конечно, у них обязательно есть духовник, есть Патриарх и Священный Синод, но гораздо больше шансов пасть. Епископам нужно быть очень осторожными и непрестанно молиться.

Помощь Божия идет колоссальная. Если сравнивать со своим священническим служением, могу сказать: когда становишься епископом, тебе просто даются эти дары. Ты ощущаешь их в епископской хиротонии гораздо более полно, чем в священнической, и уж тем более в дьяконской. Ты понимаешь, что эти дары не твое, это не твоя способность понимать, как нужно поступить, благословить и что сделать. С первых же дней, когда ты назначаешься на какое-то послушание, ты знаешь, что нужно делать. И думаешь: «Откуда это? Ведь раньше у меня таких способностей не было, я всегда как-то сомневался, был неуверенным, а теперь всегда есть четкое осознание того, что нужно делать». Это дается от Господа в таинстве епископской хиротонии. Это здорово. Главное, это понимать и не навязывать ничего своего. Нужно исполнять именно волю Божию, понимать и чувствовать, как Господь тебя вразумляет. Все это обретается в молитве. Сложных случаев бывает очень много, но начинаешь молиться, и тут же приходит мысль и уверенность, что поступить нужно вот так.

Вы были епископом на разных кафедрах. Служили в Таджикистане, а теперь служите в Скопине. Отличаются ли формы, методы на каждой кафедре или есть что-то похожее? Где территориально Вам было проще нести послушание?

– У меня была очень необычная первая кафедра. Миссионерская территория, Таджикистан. Ты находишься в окружении инородцев. Но первая кафедра – это как первая любовь. По канону, должна быть одна кафедра, первая и последняя. И, конечно, у меня особое отношение к Таджикистану, к своей душанбинской и таджикистанской пастве.

Да, там действительно было миссионерство, но не в том смысле, как мы привыкли. Мы не занимались миссионерством среди таджикского местного населения, среди титульной нации, потому что это запрещено законодательно. Это было невозможно сделать. В каком смысле миссионерство? Сохранять нашу русскую общину, которая там есть. Создавать русский мир вокруг островков русскости, а это как раз существующие там наши православные церкви. Их всего шесть. Самая большая община и церковь, где каждый день совершается служба и евхаристия, – душанбинская. И там нам удалось создать русский мир. Мы там жили очень компактно, камерно. Меня до сих пор тянет в Таджикистан, не могу забыть свою первую любовь и, наверное, никогда не забуду.

Там приходилось общаться на самом высоком уровне, исполнять какие-то представительские обязанности. Это тоже миссионерство, когда ты общаешься с высокопоставленными людьми, дипломатами, военными. Там находится самая крупная российская база за границей.

И в то же время ты свидетельствуешь перед инородцами, мусульманами об истинности Православной веры. Исламская религия очень внешняя. И там обращают внимание именно на внешнюю сторону нашей религии. Не понимают, что у нас внутри, да и не хотят особо в это вникать. Смотрят, как мы одеваемся, особенно женщины, как себя ведем, трезвые ли мы.

Первые проповедники в Таджикистане были во второй половине XIX века, когда Средняя Азия входила в состав Российской империи. Как правило, миссионерами посылали выпускников Казанской духовной академии. Она была ориентирована на миссию. Был известный миссионер Н.П. Остроумов. В Ташкенте он увидел, в каком плачевном состоянии находятся русские. Мужчины, как и сейчас, пьянствуют, и в канавах валяются пьяные. Он понял, что здесь говорить о Христе нельзя. Ведь мусульмане судят по внешнему. И если русские так себя ведут, значит, у них религия неправильная. Они до сих пор так судят. Если наши женщины одеты как блудницы, они считают, что это нас так Библия учит.

А если они видят, что мы кормим неимущих, оказываем материальную помощь, то начинают задумываться. «А у нас этого нет», – говорили они мне с сожалением в мечетях. Вот это настоящая миссия и есть. Мы просто занимаемся социальной работой. Она и становится мощной миссией. Они смотрят, общаются с нашими священниками, со мной. Когда таджикистанский президент общался с Владыкой Викентием, один внешний вид Владыки произвел на него такое сильное впечатление, что он выказывал ему восхищение. Он видел чистоту глаз Владыки, видел, что перед ним святой человек. Они очень хорошо это чувствуют. Они чувствуют благодать очень остро, потому что у них ее нет.

Я с этим тоже сталкивался. Мне было их очень жалко. Мы даже не понимаем, в каком они состоянии находятся. Мы привыкли к благодати, ведь у нас везде благодать. Особенно люди Церкви, мы просто дышим этой благодатью. А у мусульман ее нет. На Пасху мы ходили в крестный ход, а водитель, садовник и некоторые другие работники у нас были мусульмане. Мы кропили всех святой водой, и на них немного попадало, и они чувствовали благодать. Причем они как-то убегают от святой воды, им кажется, что это плохо, если она на них попадет.

Был у меня один сотрудник, которого с трех лет мучил бес. Он не мог спать по ночам, бес его душил. И так он жил больше 20 лет. И как-то случайно, когда я кропил святой водой, несколько капель попало на него. И все прошло, он стал спать спокойно. Потом просил побрызгать его еще. Таких случаев очень много было в Душанбе. Приходят, молятся, просят помощи, даже прикладываются к иконам, хотя это им запрещено. О Таджикистане я могу много говорить, можем записать много передач только об этом.

А в русской епархии есть своя специфика. Вроде тут одни россияне, а значит, все должны быть верующими, но процент ничтожно мал. Получается, что здесь-то и нужна миссия. Ты должен приводить этих людей в Церковь. И насколько это трудно, оказывается! С каким большим трудом люди идут в церковь... Даже сейчас. Казалось бы, сейчас пандемия, СВО, многих забрали на фронт, а количество прихожан увеличилось? Совсем немножко. Сколько еще нам нужно скорбей, жертв, чтобы люди вернулись в храмы? Очень сложно. Нужно проповедовать и проповедовать. Здесь я этим занимаюсь гораздо больше, чем в Таджикистане. Я проповедую на каждой службе.

И видишь бабушек, какую-то уходящую, подспудную Русь. Но будущее-то не в бабушках. Они никуда не деваются. Все думают, что бабушки умрут – и церкви закроются, Православие прекратится. Нет. Эти женщины, которые в молодости в церкви не ходили, становятся бабушками и на старости лет приходят. Но это плохо, когда ты приходишь в Церковь лишь на старости лет. Плохо, когда Церковь старая, пожилая. Она должна быть молодая. У сербов не так. В Грузии не так. Даже на Украине не так. А у нас молодые, особенно мужчины, стесняются ходить в церковь. Они считают это слабостью.

Сейчас на фронте молодые мужчины приходят к Богу. Офицеры, которые приходят сейчас с передовой, говорят, что там нет атеистов. Там мужчины становятся верующими. И сейчас большая надежда на то, что эти воины будут приходить и станут педагогами, как стали ими фронтовики после Великой Отечественной войны. Современная молодежь уже ничего слушать не хочет, не воспринимает ни вас, ни нас, никого, но, может быть, послушает их, потому что они будут в авторитете, ведь они знают такое, что ни вы, ни я не знаем, мы на фронте не были. И в них будет эта сила, их слова будут с властью. Это будет очень важно. Они могут ситуацию изменить. Им не надо отчаиваться. Даже те воины, которые будут слушать нашу передачу, которые уже пришли с войны, может быть, инвалидами, могут стать великими педагогами.

Господь не просто так все это попускает и в их личной жизни тоже. Он оставил им жизнь, они не погибли. Они должны идти в молодежную, подростковую среду и там проповедовать. Это великая миссия. И тогда Россия начнет преображаться изнутри. Это очень важно. Нам нужны не только военные победы на фронте, нам нужны внутренние изменения, внутренняя мобилизация. Церковь возлагает большие надежды на фронтовиков, которые вернутся.

В древности епископ был знаком каждому христианину, общины были небольшие. Как в современном обществе стать епископу ближе к своей пастве? Мы знаем, что архиереев не так много.

– Это от епископа зависит. Можно же, когда у тебя и маленькая паства, как у меня в Душанбе, запереться у себя, раздуться в своем величии и ни с кем не общаться. Можно, когда у тебя и огромная паства, быть доступным. Я говорил сейчас про вечернее богослужение. Когда вечернее богослужение заканчивается, у меня стоит десять человек, каждый из них может подойти и со мной пообщаться свободно, времени много, я никогда никуда не тороплюсь. После Литургии уже, конечно, нет: стоит уже полный храм, там только успеваешь благословить. Ходите, люди, на вечернее богослужение, там вы можете как раз с епископом, когда он уходит, пообщаться и поговорить. Можно записаться к епископу на прием. Это бывает правда не так просто, потому что епископ часто занят своими административными или другими послушаниями. А лучше всего участвовать в каких-то епархиальных проектах, вот тогда вы будете с епископом постоянно. То есть это будут миссионерские, социальные проекты – опять же проявлять активную позицию свою. И тогда вы будете все время общаться с епископом, может, даже станете его духовным чадом. А если ничего не делать, в церковь просто заходить и уходить, то, конечно, у вас очень мало шансов пообщаться с епископом.

Давайте ответим на вопросы. Вопрос от Ирины: «Что такое младостарчество? Как не попасть в сети младостарцев?»

– Младостарчество – это когда человек ведет себя, как старец, когда он приводит людей не ко Христу, а к себе. Это сразу видно. Когда человек не имеет духовного опыта и выдает себя за какого-то великого – за прозорливца, молитвенника, значит у него нет смирения. Причем он внешне может быть очень смиренным, но все это проявляется, когда ему скажешь резкое слово, покритикуешь, – сразу его смирение куда-то денется: где любовь, где чего? Только один вопросик неудобный задай, и сразу смирения никакого нет. Это очень опасно. И попадают обычно к младостарцам те, кто ищет себе в духовники старца: «Я не могу к простому священнику ходить, мне нужен старец». А ведь у нас старцев-то уже не осталось, потому что в современном мире непосильный груз для старца… На моей памяти, что в Троице-Сергиевой лавре творилось у отца Наума в его приемной, какие толпы там собирались... Они бы несли этот груз, если бы их слушались. Ведь никто их не слушается. Сидят, отнимают у старца время, здоровье и силы. Он скажет то, что нужно делать, а люди не делают. Пойдут к одному старцу, к другому старцу, «спрошу у этого батюшки, потом спрошу у этого батюшки». Даже иногда бывает, что у батюшки спрашивают, а потом идут к старцу, им не нравится, что говорят батюшки на приходе. Потом старец им говорит то, что они хотят. А почему? Старец-то вроде духоносный. А потому, что Господь ведет старца в безумие именно по твоему неправильному поведению, ты неправильно делаешь. Ты можешь задать свой вопрос любому священнику, каноническому священнику, помолившись: «Господи, вразуми меня, как спросить, а батюшку – как мне ответить». Обязательно помолиться. И тогда по твоей молитве тебе и батюшка ответит, не надо никаких старцев. Господь открывает тебе. Все очень просто у нас. Но почему-то мало тех, кто хочет это исполнять.

Что делать, чтобы молитва была действительно молитвой, а не просто многословием?

– Чтобы молитва была действительно молитвой, нужно отгородиться ото всех житейских попечений. В мирской жизни это практически невозможно. У кого чистая молитва была? У пустынников, затворников. Они ни о чем не думали: куда им завтра пойти, какие проблемы на работе, что нужно приготовить, что купить, как им детей отвезти туда или сюда. Когда у тебя много житейских забот, это все молитве мешает. Даже молитвенникам – делателям Иисусовой молитвы. У меня был духовник отец Гавриил, он кавказский пустынник, у него была умно-сердечная молитва там, когда он жил в своей пустыне в горах Кавказа, но, когда он приходил окормлять нас, своих духовных чад, он признавался: «Я сразу теряю молитву у вас». Поэтому здесь это неизбежно, но это не значит, что мы должны опустить руки и не молиться, нет. У каждого есть опыт, когда мы просто молимся, у нас бывают посещения благодатные. Но нельзя ни в коем случае пытаться их искусственно вызывать. Здесь есть большая опасность впасть в прелесть. Мы просто должны исполнять свое молитвенное правило добросовестно. Сейчас многие говорят, даже монахи: «Зачем я буду читать три канона и акафист, правило ко Причастию или вечерние молитвы, если все получается у меня наспех, невнимательно?» Нет, вы знаете, это получается, ты заборчик огородил, пусть даже невнимательно. Укоришь себя потом, что невнимательно, но ты дощечку поставил, уже враг через нее не пройдет. А если ты не будешь читать, то у тебя никакой защиты не будет, никакого забора не будет. Враг пришел и тебя разорил, тебя победил. Молиться надо. А уж умиление, слезы даже – это все зависит от Духа Святого.

Как научиться любить? И что такое настоящая любовь?

– У слова «любовь» много значений. Какая тут любовь нужна? Любить Бога? Любить ближнего? Любить жену? Любить детей? Первая ступень, первый этап: нужно сначала научиться терпеть. Если мы не научимся терпеть, мы и не научимся любить. У нас часто наша влюбленность из-за нетерпения превращается в ненависть. «От любви до ненависти один шаг», именно из-за того, что мы не можем терпеть, не можем терпеть другого человека. И когда, например, живут молодые супруги, что им нужно в первую очередь? Им нужно терпение, уступчивость, как-то от эгоизма отходить, чувствовать другого. То есть это уже начинается жертва. Влюбленность быстро проходит, а любовь нужно выстрадать вот этим терпением, уступками, жертвенностью. Любовь – это в первую очередь жертвенность. И так же Бога мы должны любить. Должны проходить эти три этапа: раб, наемник и сын. Любовь появляется только на этой последней ступени. Мы никак с вами не перескочим сразу с нижней ступени на верхнюю. Поэтому сначала у нас страх Божий, мы боимся прогневать Бога, нарушив Его какую-то заповедь. Потом мы, когда появляется чувство благодати, помощи Божией, что у нас что-то уже получается, начинаем все ревностнее и ревностнее быть. А потом нам уже не нужно никакой награды от Бога, когда сыновняя любовь, мы уже Его любим, как дети своего отца.

Записали:
Анна Вострокнутова
и Наталья Мухлынина

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475