Автор-исполнитель Светлана Копылова: Появилась поэт, которая говорит о столь важных для всех нас категориях...

Сегодня я пригласил к нам в гости актрису театра и кино, лауреата многих международных и общероссийских фестивалей, человека, которого я открыл по первой песне, которую обязательно мы споем. Светлана, Вас я открыл по песне о близнецах, которую услышал в записи и был удивлен, откуда появилась автор-исполнительница, которая пишет такие тексты – о самом сокровенном, крайне важном для людей, которые подвигают к правильным поступкам и к осознанию неких тайных истин бытия, вечности.

Мы с Вами оба окончили Щукинское училище, чему я очень рад – это лучшая актерская школа. У Вас был прекрасный педагог Евгений Рубенович Симонов, который был и моим педагогом. Мне очень интересен Ваш путь от актерства к философскому, поэтическому, исполнительскому творчеству. Расскажите.

– В 1990 годы, во время кризиса, когда с кино были большие проблемы, я стала думать, что могу еще делать в этой жизни помимо актерства. Стихосложение у меня всегда получалось.

Когда Вы начали писать?

– Наверное, в юности. Лет в 20–21 у меня был достаточно бурный подъем, писала лирические бардовские песни. Как раз тогда вышел фильм «Меня зовут Арлекино». Я с этим фильмом объездила полмира и всегда была с гитарой. Но этими песнями я не стала продолжать: вышла замуж, снималась в кино. Когда случился кризис, я решила попробовать писать для эстрадных исполнителей. Были звезды, которые исполняли мои песни – Кристина Орбакайте, Игорь Саруханов, Вячеслав Малежик, писала для молодежных групп.

Потом я обрела веру, и в моей жизни появился духовный отец – отец Артемий Владимиров. Я поняла вдруг, что уже не могу просто писать о любви – мне хочется чего-то более глубокого, духовного. Я окунулась сразу даже не в притчи, а в баллады о святых, об иконах Божией Матери – это было первое, что начала писать.

А к притчам я пришла так: читала книгу проповедей архимандрита Рафаила (Карелина), в одной из проповедей он приводит в пример притчу о слезинке грешника. Мне так понравился сюжет, я подумала: «Вот бы здорово, положить его на стихи и музыку, чтобы получилась песня». У меня достаточно просто это получилось. Когда исполнила своим родным, знакомым, они сказали: «Это прямо что-то новое, удивительное. Попробуй что-нибудь еще написать». Где-то вторая или третья песня была «Близнецы». За Великий пост 2005 года я написала полностью весь альбом «Дар Богу», в 2006 году он вышел.

Светлана, Вы играли в фильме моего однокурсника Вадима Абдрашитова «Время танцора». Расскажите об этом: как он с Вами работал?

– Он очень любит Рыбарева – то, что я снималась у Рыбарева, для него было решающим. Это был 1997 год, когда с кино были огромные проблемы. Я чувствовала, что теряю профессию, квалификацию, и пошла учиться в Институт Мориса Тореза на курсы английского языка, но мне это не нравилось – это было совершенно не мое. Отучившись год на двухгодичных курсах, я получила предложение на пробы к Абдрашитову. Я тогда только-только шла к вере, это были самые первые шаги. Помню, у нас на лоджии был гамак, я лежала в гамаке, смотрела в небо и говорила: «Господи, если Ты есть, дай мне эту роль». Так дерзко-дерзко сказала. На следующий день мне позвонила ассистент режиссера и сказала: «Света, тебя утвердили».

Какие еще Ваши работы в кино Вы бы хотели вспомнить сейчас?

– Мне кажется, я не сыграла своей самой главной роли. Как-то очень резко отказалась, придя к Богу, от лицедейства, так скажем, но сейчас прошло время, и я думаю, что сыграть какую-то приличную, хорошую роль – в этом нет ничего зазорного.

Если предложат такую роль в нашем рыночном кино... Предлагают?

– Это большая проблема. Я выпала из обоймы.

Все мы выпали.

– Почему? Некоторые же снимаются.

Еще какую-то роль Вы бы вспомнили сейчас?

– Я бы вспомнила, может быть, героиню в фильме «Карьер» по Василю Быкову.

У меня около 15-ти, наверно, ролей, но я выделяю все-таки «Свидетель», «Меня зовут Арлекино» и «Время танцора».

Времени у нас немного – хочется побольше Вас послушать, мы начнем петь; пригласим аккомпаниатора Дмитрия Колтакова.

Светлана, я Вас открыл по песне о близнецах, которые вот-вот родятся, но они еще там, в том мире (в утробе), и не знают, что их ждет в ином мире, будет ли иной мир. Песня меня поразила: я был удивлен, что появилась поэт, исполнительница, которая говорит о столь сокровенных и важных для всех нас категориях.

«Близнецы»

Жили два близнеца
в материнской утробе
И другому один как-то
высказал мысль:
«А ты знаешь, мне кажется,
есть после родов
Удивительная
и прекрасная жизнь».

И другой, потянувшись
под маленьким сводом,
Тут улыбки беззубой
своей не сдержал:
«Это просто смешно –
верить в жизнь
после родов!», –
Брату верующему
в ответ он сказал.

– Как, по-твоему, жизнь
может выглядеть эта?
– Я не знаю, как точно, –
близнец отвечал, –
Но, мне кажется, там,
на земле,
больше Света.
Я однажды во сне
этот Свет увидал.

Я, конечно, не знаю,
как все это будет,
Но мы, может, своими
ногами пойдем.
И еще, правда это
похоже на чудо,
Но возможно, что мы
даже есть будем ртом.

– Ерунда, вот уж это
никак не возможно!
Наша жизнь – пуповина,
и так коротка.
А ногами ходить?
И представить-то сложно –
Нет, не сможем ходить мы
ногами никак.

И оттуда никто еще
не возвращался.
Что за бред у тебя,
братец мой, на уме?
Все закончится родами,
не обольщайся:
Наша жизнь – это только
страданье во тьме.

– А мне кажется, брат, –
первый не унимался, –
Что когда-нибудь сможем
увидеть мы мать.
И мы временно здесь,
чтобы мало-помалу
К жизни той, после родов,
готовыми стать.

Брат неверующий лишь
качал головою:
– Верить в мать – это
просто за гранью идей!
Я не вижу ее, значит,
нет ее вовсе,
Ну скажи, если умный,
скажи: она где?

– Как ответить тебе,
братец, даже не знаю,
Но я чувствую сердцем
заботу ее.
И ночами, когда все вокруг
затихает,
Она гладит наш мир
и тихонько поет.

Все наполнено ею
и радость такая,
Словно в ней пребываю,
и ею живу.
И хоть точно про жизнь
после родов не знаю,
Но я верю, что будет она
наяву.

«Древняя молитва»

Как немощна плоть,
и как трудно бороться
с грехом.
Как много соблазнов,
ведущих дорогой не той.
Но сделай Своим меня,
Господи, учеником,
Орудием замысла быть
Твоего удостой.
Вносил чтоб любовь я туда,
где лишь злоба живет,
Чтоб где обижают –
я великодушно прощал,
И правда чтоб ложным
стыдом не сковала мне рот,
И чтоб, где раздоры,
я мирно всех соединял.
Чтоб там, где
сомненье,
я веру воздвигнуть сумел,
Отчаянье где, чтобы мог
я надежду вселить,
Вносил чтоб любовь я туда,
где страдают во тьме,
И горе живет где, чтоб
радость я мог пробудить.
О, Господи, Боже мой,
дай мне терпенья и сил,
И чтоб не меня понимали,
а я понимал.
Пускай не меня бы любили,
а я бы любил,
И чтоб не меня утешали,
а я утешал.
Лишь кто отдает
бескорыстно, получит сполна.
Себя забывающий память
других обретет.
Простится тому, кто
прощает во все времена,
И кто умирает – проснется
для вечности тот.

«У моря»

На южном побережье
у самого у моря
Черешни-абрикосы
в саду росли одном.
И в зарослях душистых
стоял, купаясь в зорях,
Увитый чайной розой
уютный светлый дом.
Хозяин и хозяйка там
комнату сдавали,
И каждый год на лето
ту комнату снимал
Один москвич-писатель,
чьи книги издавали,
А он, живя у моря,
те книги сочинял.
Доверчиво однажды
обмолвилась хозяйка,
Что впору нянчить внуков,
да вот, зачали тут –
Избавиться бы надо,
а он спросил: «Не жалко?»,
И тяжко та вздохнула:
«Соседи засмеют!
Нам с мужем слишком
поздно! И взрослые уж дети!
А если вдруг родится
какой-нибудь урод?» –
И, всхлипнув, убежала.
Заканчивалось лето,
И он уехал с мыслью
вернуться через год.
А там – дела, заботы,
издательства, проблемы…
Лет через шесть вернулся
он в дом знакомый свой.
Вдруг видит на крылечке
девчушку-пятилетку
С уродливой мордашкой
и заячьей губой.
И вспомнил, как спросил он
в тот вечер: «А не жалко?»
И как блестели слезы
у женщины в глазах.
Он взглядом виноватым
искал сейчас хозяйку,
Заранее готовясь, чтоб
повернуть назад.
Девчушка вдруг сказала:
«А мама у подруги.
Ты поиграй со мною,
пока она придет!».
И он спросил чуть слышно:
«А мама тебя любит?»
Невольно взгляд бросая
на некрасивый рот.
«Бывают разве мамы,
которые не любят?» –
Подняв дугою бровки,
хихикнула она.
Писатель напряженно
скривил в улыбке губы,
И все сильней казалась
ему его вина.
Когда пришла хозяйка,
он в кухне умывался,
И замер вдруг, услышав:
«Дочурка, это я!
Ну, как, мое ты солнце,
ну, как, мое ты счастье?
Не слишком ли скучала,
красавица моя?»...
В ответ ее дочурка
залепетала что-то,
И та, всплеснув руками,
вскричала: «Боже мой!
Где новенькое платье?
Да знаешь ли ты, кто он!?
Да он тебе как крестный
иль папка твой второй!»
На южном побережье
у самого у моря
Черешни-абрикосы
в саду росли одном.
И в зарослях душистых
стоял, купаясь в зорях,
Увитый чайной розой
уютный светлый дом.

«Не убивай. Справедливый ответ»

Ветер сквозил из подвала
и пробирал до костей,
Долго она умирала
в тесной каморке своей.
Не было сил у старухи
даже водицы налить,
И одиночества муки
сердце безжалостно жгли.

На неудобной постели
язвы саднили в спине,
Крысы все больше наглели,
бегали прямо по ней.
И хоть не верила в Бога,
но от бессилья и мук
С болью, тоской и тревогой
вдруг обратилась к Нему:

«Если Ты есть, то скажи
мне, дай справедливый
ответ,
Чем заслужила я в жизни
столько лишений и бед?
Тяжесть безмерного
груза Ты облегчить
мне не мог,
Бросил меня, как обузу,
даже родимый сынок.

Все променял на бутылку,
все, что имел, промотал,
Если бы, Господи, был Ты,
разве сложилось бы так?».
И в тишине чей-то
голос слово ответное дал:
«Помнишь ли сына другого,
что не родился тогда?

На мимолетность
комфорта
ты променяла его...
Помнишь, как
перед абортом
ткнулся он ножкой
в живот?
Он не умел защищаться,
он не хотел умирать,
Рвали в утробе
на части тельце
его доктора.

Смерть он познал
нерожденным,
мать не увидев свою,
Именно этот ребенок
старость бы скрасил твою.
Он помогал бы в лишеньях,
он бы заботливым был,
Только твое утешенье
твой эгоизм погубил»...

Слезы беззвучно
глотая, тихо лежала она:
«Господи, все что Ты дал
мне, я заслужила сполна».
По полу бегали крысы
в комнате полупустой,
Только в душе воцарились
мир и небесный покой,
Мир и небесный покой.

Мне нравится у Вас: философские образы удивительные, которые заставляют думать человека о многом – это высокий полет.

– Спасибо.

У Вас театр музыкальной, поэтической проповеди – Вы делаете гораздо больше со сцены для людей, чем наши коллеги, которые занимаются доходным промыслом и понижают духовный уровень нашего народа. Как раз об этом я хотел бы Вам задать вопрос: как человек мыслящий, философ, рожденная в прошлом веке, отучившаяся в Щукинском училище и попавшая в годы безвременья, когда был не востребован подлинный талант нашим кинематографом, как Вы оцениваете, как зритель, приходя в кино, театры, то, что Вы видите? Что Вы думаете о нынешнем состоянии культуры кино и театра, в частности?

– В театр я уже практически ходить перестала. В кино есть хорошие картины.

Чьи? Американские, российские?

– Есть и там, и там хорошие. Я не скажу, что я большой киноман – люблю психологические фильмы, которые заставляют задуматься. Не знаю, нужно ли перечислять то, что я смотрела?

Желательно. Что бы Вы отметили из того, что в последние годы видели?

– Меня потряс, например, фильм «Жить» с Игоревым. Я больше люблю, конечно, фильмы, вселяющие надежду, но вчера я опять посмотрела беспросветный фильм, который называется «Гупешка»: про мужчину-нарцисса и женщину, которая оказалась, как рыбка гуппи, в аквариуме – в его сетях. Много, конечно, у нас проблем, но страшно, что такие песни, как мои, никогда не выйдут на 1-й, 2-й канал, 3-й, 5-й. Слава Богу, есть телеканал «Союз», «Спас»: как-то транслируют. Все очень печально, я так понимаю: мы сами не можем решать, что должно появиться на экранах, за нас решают.

Те, кто в этом ничего не понимают, решают и подписывают прокатное удостоверение таким фильмам, как «Матильда», антихристианскую оперу «Тангейзер»: эти люди абсолютно безответственны, бездумны и бездарны.

В завершение хочется задать вопрос: Вы верите, что Россия, русская культура не погибнет, что у России есть шансы стряхнуть это наваждение перестроечное, 30 лет вседозволенности, и зажить так, как должна жить Россия?

– Я оптимистка по натуре, мне очень хочется в это верить. Сколько раз уже Россия падала на колени и поднималась! Я надеюсь, что поднимется еще раз.

Светлана, Вы очень красивый человек. Я уверен, что Ваше время, как актрисы кино придет, что опомнится Россия и ей потребуются такие люди, как Вы – глубокие, думающие, духовные, верующие, которые будут нести свет людям – свет, который Вы несете через Ваши удивительные песни.

– Николай Петрович, я так счастлива, что Вы меня пригласили на эту передачу, так рада с Вами познакомиться, пообщаться. Спасибо Вам огромное.

А я рад, что в Щукинском училище были такие ученицы, которые теперь несут свет. Я желаю Вам всего самого доброго в личной жизни. Как говорил Пушкин: «На свете счастья нет, но есть покой и воля». – и я Вам желаю покоя, воли, женского счастья и новых песен, которыми Вы будете укреплять дух нации.

– Благодарю Вас.

Спасибо Вам. Будем прощаться. Мир вашему дому.

Записала:
Людмила Кедысь

Полную версию вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475