Дом новомучеников снесли. Улица Урицкого осталась... Послесловие к сносу дома Малышевых

Окончание. Начало в №32 (977) 2018

Перед всеми нами огромная проблема: хранителями какой памяти станут наши дети? Поэтому так важно сберечь и посещать места, где жили и страдали исповедники веры, так важно соприкосновение с ними через обстоятельства их жизни.

Крест в Вятлаге

Бог же действительно поругаем не бывает, и Он хранит память Своих верных: пока в Вышнем Волочке стирали с лица земли дом Малышевых, их память оказалась увековечена в месте их страдания. Напомним, Бориса и Марию Малышевых привезли в середине декабря 1941 года в Вятлаг и отправили на лесоповал в ОЛП-9 (р. Мурис), а через два месяца они оказались в ОЛП-2 в Сорде, истощенные и больные. Мария скончалась там 13 апреля 1942 года. В октябре 2017 года поклонный крест был установлен на месте погребения узников в Сорде, а 19 июня 2018 года епископом Уржумским и Омутнинским Леонидом в сослужении протоиерея Леонида Сафронова, иерея Дионисия Путилова, при стечении жителей и гостей поселка был освящен поклонный крест в пгт.Лесной Верхнекамского района Кировской области и в память о всех христианах, погибших и похороненных в Вятлаге, была отслужена заупокойная лития.До этого в бывшей «столице» Вятлага был только памятник Ленину, отлитый заключенным художником, а до него – скульптура «Чекист с овчаркой». И вот теперь поселок и весь край обрел новую смысловую доминанту. Около креста поставлен баннер «Крестный путь семьи Малышевых» как пример одной из судеб заключенных. В своем слове после литии Владыка Леонид сказал:
«На территории и вашей и соседних селений находился так называемый Вятлаг, те поселения, колонии, тюрьмы, где отбывали заключение исповедники Православной веры. Мы сегодня освятили поставленный крест и совершили заупокойную литию, помянув всех их об упокоении. Рядом с крестом – баннер, где наглядно изображен крестный путь как пример тех людей, которые здесь пребывали – это Малышевы Мария и Борис, впоследствии ставший диаконом Борисом... тот пример, который мы видим наглядно здесь на баннере, он, конечно, нас будет вдохновлять, он нам будет напоминать о тех людях, которые часть своего жизненного исповеднического пути за веру провели на территории Вятлага. В годы гонений за веру в XX веке намеренно уничтожали память о наших предках, потому что людьми, которые не знают своего прошлого, а значит, и самих себя, легко управлять. Ведь человек тем и отличается от животного, что сохраняет память о своем роде и происхождении. Через память о своем роде человек сохраняет традицию, опыт предыдущих поколений, который помогает ему в христианском понимании жизни».

Так память семьи Малышевых стала символом трагедии тысяч других, посланных на лесоповал, метко названный в народе «зеленый расстрел». Это действительно типичная судьба. Дмитрий Панин в своих воспоминаниях пишет:
«В лесных лагерях большинство уже сильно истощенных в тюрьме и на этапе людей убивали работой на лесоповале в течение двух недель-месяца.

Газ там заменялся:
– ничтожным пайком, убийственным и безо всякой работы;
– отсутствием лагерной одежды (каждый оставался в чем приехал);
– абсолютно невыполнимыми в тех условиях нормами выработки;
– расстоянием до места работы в 8–9 километров, которое приходилось проделывать дважды в день, часто по заснеженной целине;
– страшными морозами зимой 1941‒42 года, когда температура воздуха была 35 градусов по Цельсию ниже нуля и выше не подымалась; актировок же не производили, то есть выгоняли в любой мороз на работу;
– работой без выходных дней. Единственный передых был, когда вместо леса выводили за зону, чтобы на снегу произвести обыск зэков и осмотр их одежды;
– полчищами клопов, а нередко и вшей;
– холодом в бараках.

Повторяю, двух недель-месяца такой работы было вполне достаточно, чтобы окончательно вывести человека из строя. По истечении этого срока зэк терял остаток сил, не мог уже дойти до делянки, а чаще всего – и выстоять развод. После этого он умирал медленной смертью.

Это – способ умерщвления людей, во время которого только растягивают муки на месяцы. Смерть от пули не идет ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить многим миллионам погибших от голода. Такая казнь – верх садизма, людоедства, лицемерия...

Мстить уже некому и незачем. Но совершенно недопустимо не знать и предать забвению эти страшные страницы истории. Именно недопустимо – из-за ответственности за судьбы миллиардов таких же тружеников, которые завтра могут быть обращены в рабство и, в свою очередь, подвергнуты истреблению».

Сегодня на земле Вятлага живут люди, которые несут память о прошлом страдании как неотъемлемую часть истории своей малой родины, которую они любят:

Ко всему привыкают,
Даже к этим заборам и вышкам
И к натянутой бритве
Спирали Бруно.

Здесь тюрьмой не пугают
Даже самых отпетых
мальчишек,

Ведь они эту зону
Ежесуточно видят в окно.

Если б только в окно! –
Даже в школе седые училки
Тарабанят на фене,
Им попробуй схитри.

Наша классная часто
Завывала: – Барышников Женя,
Ты чего там кемаришь?
Очухайся, зенки протри!..

Эти мрачные тетки
Зачастую – прямые потомки
Тысяч сгнивших в Вятлаге,
Не попавших в Сибирь.

Они после уроков
Заливают стаканами водки
Свою давнюю боль
И глотают чифирь.

Они были детьми,
Когда строились эти лагпункты,
Их согнали сюда
Из далеких насиженных мест,

И когда конвоиры
Обувались в собачие унты,
Их отцов полуголых
Гоняли ошкуривать лес.

Мхом давно поросли
Их бараки, и сгнили землянки,
Позабылись слова
«Враг народа», «кулак» и «троцкист»,

Но и ныне, как встарь,
Разрабатывают делянки
Подконвойные зеки –
Те, кто перед законом не чист.

Да, не все добровольно
Прописались на севере вятском,
И, дождавшись весны,
Убегает отчаянный люд,

Но на пыльных дорогах
Их ловят военные в штатском
И, поймав, возвращают,
Но прежде легко изобьют…

Я бы тоже сбежала
Из этих болот комариных,
От пропахших тоской
Кособоких тюремных жилищ,

Предо мною лежало
Сто путей и коротких, и длинных,

Я бы тоже сбежала,
Но как от себя убежишь?

Если мы родились
В окруженьи высоких заборов,
Если в здешних лесах
Мне не страшен любой буерак,

Если вохровец-муж
Караулит бандитов и воров,
А я просто люблю
Мою родину – хмурый Вятлаг.

Память жива, и поклонные кресты в Сорде и Лесном ставили всем миром, участвовали и работники колоний, и главы местных администраций, и просто хорошие добрые люди, крещеные и некрещеные. Слава Богу, что такие люди там есть. Но проблема передачи исторической памяти одинаково актуальна и в Вышнем Волочке, и в Вятлаге. В настоящее время заброшенные, труднодоступные (по причине бездорожья) прилагерные погосты заросли лесом, могильные холмики сравнялись с землей; определить точное место персональных захоронений и идентифицировать их сегодня практически невозможно... Дух забвения, беспамятства, полуправды по-прежнему довлеет над здешними местами. Один из кировских школьников в 2011-м году предпринял уникальную краеведческую работу, решил исследовать историю школы в Лесном. Он пишет: «Начиная эту работу, я мало что знал о Вятлаге. Знал лишь, что это был один из сталинских лагерей, в котором в конце 1930–1950 годов содержалось большое количество заключенных, многие из которых были осуждены по политическим статьям. Но мои одноклассники и даже учителя знали еще меньше: большинство не знали совсем, а некоторые говорили: “Вятлаг – это какая-то постройка”, “жилище”, “ветеринарный лагерь” и другое. А ведь Вятлаг, Вятский лагерь, находился на территории нашей области. Возможно, в семьях опрошенных были репрессированные родственники».

Так отвечали в Кирове. Это поразительно, поскольку именно о Вятлаге в 1998-м и 2001-м годах вышли в свет фундаментальные исследования профессора Вятского педагогического университета Виктора Аркадьевича Бердинских «История одного лагеря», уникальный случай развернутого повествования об одном из составляющих ГУЛАГа. Но не менее выразительно на вопросы юного краеведа отвечали в Лесном. Он так описывает свои впечатления:

«Наши наблюдения, а также мнения тех, у кого мы брали интервью – поселок Лесное, бывшая столица огромного сталинского лагеря Вятлаг, приходит в упадок. Не стало дармовой рабочей силы тысяч заключенных, которые создали здесь все ценой своего здоровья и часто жизни, и все пришло в упадок. Плохо отапливаются дома, нет хорошей питьевой воды, какой-то непонятный для нас “летний водопровод”, когда вода зимой льется из колонки беспрестанно (чтобы трубы не замерзли), образуя горы наледи. Старая школа закрыта, хотя вполне могла бы работать, по мнению старожилов. (...) А главное, у населения нет работы. “Сейчас Лесное никому не нужно, все живут временно” (учитель З.П. Негря). “Здесь тяжелая аура, долго жить здесь трудно, хочется уехать...” (учитель В.В. Мухачева). Перед отъездом из поселка мы посетили кладбище. Далеко виден католический крест, его несколько лет назад поставили латыши в память о своих гражданах, погибших в Вятлаге. Но ни одного памятного знака о погибших россиянах мы не увидели. На наш вопрос, знали ли, что творилось в лагерях, и как они к этому относились, мы получили противоречивые ответы. “Не представляли, не задумывались”, “сидят – значит заслужили”, “узнали после выступления Н.С. Хрущева”. В это трудно поверить».

Тоска по лагерю

То, во что трудно было поверить любознательному школьнику в 2011-м году, ныне стало позицией большинства: забыть, объяснить, оправдать прошлое. Достаточно почитать отзывы на ностальгические ролики одного из жителей поселка:

«Такое все родное... До слез не забываемое…».

«Ностальгия по времени, которое не вернешь. Там остались мои лучшие годы».

«Я прожила в Крутоборке всего три года, но это со мной всегда. Я даже думаю, что это самое лучшее, что было в моей жизни».

«Смотрели, и слезы наворачивались. Жаль, что наши дети не смогут увидеть то, что видели мы. Вернуть бы это все...».

«Слезы сами полились, когда пошли кадры с вагонами поезда и расписанием Киров – Лесная, которое знали назубок. 4 поезда ходили туда и обратно 2 раза в сутки, и билетов было не достать в плацкарт...».

Один из роликов прямо назван ностальгией по СССР, и отзыв на него такой же:

«И правда – ностальгия по СССР».

«Хочу назад в СССР. Хочу на поезд 666 или 668 Киров – Лесное ‒ и сразу же в детство, нет, лучше в юность!!!»

И только один отзыв как-то выпадает из этого потока радости:

«Позитивчик для земляков!!! В конце 1980-х работала в одном из подразделений Учреждения К-231.Так вот, по прибытии на это подразделение, начальник колонии выдал такую фразу: “Где начинается Учр. К231, там заканчиваются все законы, закон здесь один, и это Я”. Теперь эти слова я рассказываю своим детям, как самый интересный анекдот».

Где-то мы это уже слышали, не правда ли? «Здесь власть не Советская – здесь власть соловецкая» – так вроде?

Ясно, что всем людям свойственно с теплотой вспоминать времена своего детства и юности, пору взросления и первой любви, когда «трава была зеленее, а солнце казалось ярче». Но как можно до такой степени самообольщаться, игнорировать и не понимать тот факт, что Вятлаг, давший одним людям работу и воспоминания безмятежного детства, для тысяч и тысяч других людей, осужденных безвинно, стал местом мученичества, страданий и смерти?

Память – будет?

Перед всеми нами огромная проблема: хранителями какой памяти станут наши дети? Поэтому так важно сберечь и посещать места, где жили и страдали исповедники веры, так важно соприкосновение с ними через обстоятельства их жизни.

Дом Малышевых давал возможность отдать долг памяти всем пострадавшим за веру, ведь многие не прославлены поименно.

И если в Вышнем Волочке найдутся у кого-нибудь силы продолжать борьбу за создание музея новомучеников, можно указать еще один его потенциальный адрес – дом врача Сергиевского, который стал на несколько лет убежищем после лагеря для игумена Никона (Воробьева). Авторитет знаменитого врача не раз спасал его от нового ареста. И можно было бы почтить память обоих этих достойных людей, включив в экспозицию материалы и о других людях, благодаря которым в этом городе не угасал пламень веры. И память о погребенных в Вятлаге христианах может не ограничиться поклонным крестом. Здесь целое поле для творчества.

Нам нужны музеи новомучеников в бывших тайных домовых храмах, поклонные кресты в бывших лагерных пунктах, молитвенная память Церкви о подвиге своих верных чад. Это единственный достойный ответ на равнодушие, прагматизм и жажду наживы многих наших современников.

Дмитрий Михайлов

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475