Священник Владимир Зайцев: «Храм Александра Невского — это визитная карточка отряда спецназа „Урал“

  Беседа с журналистомЮлией Фарбштейн в эфире православного телеканала «Союз»

  — Здравствуйте,дорогие телезрители! Сегодня у нас в гостях руководитель Миссионерского отделаЕкатеринбургской епархии священник Владимир Зайцев. Отец Владимир уже четырераза выезжал в Чеченскую Республику вместе с 12-м отрядом спецназначения «Урал».

  Зачем уральскийсвященник регулярно посещает наших военнослужащих в Чечне – об этом мы сегодняи побеседуем.
  Здравствуйте, отецВладимир.
  — Добрый день.
  — Благословите,пожалуйста, наших зрителей.
  — Пускай нас всехГосподь благословит.
  — Почему Вырешили выезжать к солдатам в Чечню?
  — Я являюсь настоятелемпоходного храма Александра Невского с 2000 года, и, соответственно, с этогопериода, отвечаю, прежде всего, за сопровождение отряда в командировках с тем,чтобы его состав выезжал не только со всем имуществом, бронетехникой, но и с православным храмом-палаткой.
  — Ваши обязанностипрежде всего касаются именно богослужения в этом храме, или же Вы уделяете вниманиеи беседам с военнослужащими? Если да, то о чем Вы говорите?
  — Место, где мырасполагаемся в светлое время суток, – это и есть место совершения духовнойжизни отряда, место свершения всех священнослужений, которые только могут быть,богослужений нашей Православной Русской Церкви. Под храмовой деятельностью имеетсяв виду вся в совокупности моя духовная работа, духовная работа священников,которые сменяют меня во время командировок, предшествуют мне во время выездовс личным составом отряда. Поэтому беседы, разговоры, проповеди, чтения, работасовместная происходит не только в храме, но и в элементарных бытовых условиях,в походном порядке, на разводах – где угодно. То есть все место, которое занимает12 отряд, – это наш маленький кусочек уральской территории, кусочек Екатеринбургскойепархии, если хотите; естественно, весь этот кусочек со всеми людьми: они находятсяв сфере моего внимания, внимания священнослужителей, которые в храме осуществляютсвою деятельность.
  — О чем чащевсего Вам приходится разговаривать с военнослужащими? Что больше всего их беспокоит?Или, на Ваш взгляд, чего им не хватает?
  — Я священник,я не военный, но и не постороннее гражданское лицо. И совершенно логично, что так или иначе смысл большей части бесед, проходящих как в официальной обстановкево время каких-либо чинных занятий (это тоже практикуется в отряде), так и внеофициальной обстановки, затрагивает самые главные вопросы: «В чем смысл жизничеловека?», «Зачем он существует?», «Как можно поверить в Бога?», «Как укрепитьсяв этой вере?», «Как получить Его помощь?», «Как удостовериться в том, что человекявляется верующим?», «Что такое Церковь?», «Как смириться с многими безобразиями,которые люди знают и замечают?», «Как себя вести в современном мире современномучеловеку?», «Как военному быть верующим человеком?».
  — Что Вы говоритевоенным о смысле жизни?
  — На самом делебольшая часть людей прекрасно понимает, хоть и по-своему, что смысл жизни человека– это счастье, это сама по себе жизнь. Не смерть же является смыслом нашей жизни!Героически погибнуть за нашу Родину, защищая Отечество? Этому в армии учат,к этому готовят. Однако даже в этом ракурсе сама смерть воспринимается как этап.Большую проблему составляет элементарное человеческое счастье, или благополучиечеловека, душевное и телесное и какое угодно. И понятно, что мы как люди верующиеможем им всегда дать более полный вариант нашего представления о счастье, нежелипредлагает светская, нерелигиозная жизнь: у любого верующего есть еще нечтобольшее. У него есть Церковь, Богообщение, у него есть его богатый духовныйвнутренний мир, который, безусловно, вытягивает верующего человека из депрессии,агрессии, разочарования в людях или в жизни. Об этом и говорим. Есть люди некрещеные,которые находятся с нами в очень тесных дружественных отношениях.
  — Вам приходилоського-то крестить там?
  — Мы каждую командировкукрестим людей.
  — С чем связаноих осознание прихода к вере? С тем, что они видят, насколько коротка жизнь?Или какие-то другие причины?
  — Нет, никто ужесейчас с таким намерением креститься не приходит. Ситуация подталкивает: храмрядом, все бесплатно и священник рядом. Причем священник не какой-то со стороны,незнакомый, а тот, с которым жить несколько месяцев бок о бок. Во-первых, к нему можно присмотреться, что он за человек такой, во-вторых, если что, всегдаможно его найти, задать вопросы. Как правило, мотив Крещения банальный и простой:хочу креститься, потому что в моей семье все крещеные, вокруг меня все крещеные. Либо «я фактически в Бога верю», и это называется «оформить отношения».
  И здесь как размоя задача попытаться объяснить тем, кто там служит: это только начало, а не разрешение религиозного стремления. Это дверь, в которую человек вошел, но послеэтого нужно сделать еще целый ряд шагов. Не всегда мне это удается за одну командировку,иногда мне приходится с ними съездить 2–3 раза с тем, чтобы они действительностали знакомыми людьми, стали молиться с нами, исповедоваться, причащаться.По части количества крещений – сейчас совершается очень мало, потому что народв основном весь уже крещеный. А вот Исповеди и Причастия (что, безусловно, составляетсамую большую радость священника, потому что это и есть практическое христианство)намного чаще совершаются, чем Крещение. Слава Богу: это хорошо.
  — Понятно, что тайну Исповеди раскрывать нельзя, но можно, хотя бы в общем, сказать: отличаетсяИсповедь военнослужащих в Чечне?
  — Нет, все обычныелюди. Набор грехов испокон веков стандартный. Могут быть вариации, но любойприходской священник сталкивался в своей жизни с суммой грехов. Какой-то особойспецифики нет. Есть специфика в образе и стиле жизни. Понятно, что коллективмужской, армейский. Значит, разговорный язык – нецензурный. На это сразу нужноделать скидку, некоторое допущение. И понимать, что это не оскорбление, а формаобщения. У кого получается отучиться и воздержаться – прекрасно. А если нет,то, к сожалению, бороться с этим навыком трудно… Много мифов разных о нашейрусской старой армии распространяется, но это всегда так было. Потому что этотесный мужской коллектив, где бранное слово порой – не оскорбительное, а побудительноек действию. Или просто образ жизни человека.
  Они не постятся,поскольку военнослужащие. Они не имеют возможности выбирать регулярно времядля молитвы, потому что у них служба и самые разнообразные обязанности. Вотв этом и есть специфика.
  Если говорить об армейском, о военном священнике как таковом, то таким может быть непосредственночеловек, который живет в таком коллективе (в светском общежитии или солдатскойказарме). И переживает все эти дни, все эти моменты вместе с ними, и тогда онпонимает, где книжное благочестие, идеал, к которому надо стремиться, а гдереальная практика жизни.
  Со стороны армейскаяжизнь воспринимается гражданским населением как суровость, жестокость даже.Когда, к примеру, командир группы дает подзатыльник просто потому, что это такойобраз воспитания, он переживается совсем по-другому. Понятно, что другого выходанет, потому что «иначе человек не понимает». И это не связано ни с садизмом,ни с издевательствами. Это отеческое отношение. Потому что командир знает: оннесет ответственность за своего подопечного. Для этого надо жить с этими людьми,есть, спать, работать с ними.
  — Военнослужащиесейчас, в относительно уже спокойной обстановке в Чечне, нуждаются в священнике?
  — В священникенуждается любой человек. Традиция вывода храма в расположение части если и прерывалась,то только по нашей вине, когда мы не могли вовремя подготовить храм к выезду.А так – это визитная карточка отряда «Урал». И все на территории Северо-Кавказскогоокруга прекрасно знают, что если храм привезли, то это уральские спецназовцыприехали на работу, на службу. Причем даже так: у меня есть знакомый, прекрасныйофицер майор Балакин, который говорит: «Я не крещеный, батюшка, я буду креститьсятогда, когда закончатся эти командировки. Но храм должен быть. Если храм есть,то я спокоен».
  Есть среди нихи мусульмане. И мы устраиваем занятия по практической толерантности, чтобы мыдруг о друге побольше узнали. Например, в прошлой командировке мы устроили в храме библиотеку из взятых с собой компакт-дисков, выдавали их, как в библиотеке.А в той части храма, которую принято называть притвором, устроили «Кофейню №7 ½» и всех угощали чаем, кофе, поили, кормили. И люди приходили даже не на службу, не на богослужение, а заходили к нам в кофейню просто побеседовать,рассказать о себе, отдохнуть. Кроме того, у нас в храме есть шахматный клуб.А во время шахматной партии всегда есть время поговорить с человеком.
  — Сейчас меньшедепрессивных (или стрессовых, агрессивных) состояний у солдат, чем, может быть,во время военных действий?
  — Нагрузка этихлет, по сравнению с началом даже второй кампании, несравнима. Я вспоминаю рассказызамполита нашего отряда, что по 5–6 дней с БТРов не слезали. Иногда питалисьраз в 2–3 дня холодной тушенкой и какими-то сухарями. Потому что все время приходилосьработать – воевать. Отряд нес потери, и они были логичны. Даже знаменитый «юлаевскийспецназ» кончился после встречи с нашим спецназом.
  Сейчас служба носитболее спокойный характер. Нагрузка военных действий не ложится таким бременем.Тем не менее, это люди на выезде, занимающиеся подготовкой в постоянном режиме.Просто физическая усталость сказывается, и то, что народ находится в замкнутомпространстве, среди небольшого количества людей. Вот тут храм может внести своюпозитивную лепту, потому что это совершенно иное пространство, оно оформленопо-другому, оно ни на что не похоже, и мы стараемся себя вести по-другому, не так, как военные. Например, в командировках мы никогда не надеваем бушлаты,военную форму. Я стараюсь даже оружие в руки не брать, не стрелять, не ездить.
  Священник – онсовсем другой. Тем не менее они видят, что мы так же рубим дрова для своей печки,так же в спальниках спим в одной из групп, так же ходим в столовую. И, наоборот,наша задача – в совершении вечерних богослужений в ежедневном режиме. Не важно,есть или нет кто-то на службе. Надо, чтобы состав отряда знал, что, придя в это время в храм, будет уверен: богослужение совершается. А как он к этому отнесется,примет в этом участие или подойдет свечу поставить, сам помолится? Это его дело.И мы стараемся не обременять этих людей своими какими-то бытовыми проблемами.Мы сами можем много сделать, хотя они стараются помочь во всем.
  — До поездоки после Вам приходится разговаривать с родственниками военнослужащих?
  — С родственникамии с ними самими, потому что постоянное место дислокации отряда – город НижнийТагил, где я достаточно часто бываю. Кроме того, сложилась такая добрая традиция:многие из офицеров, приезжающих в Екатеринбург по своим служебным делам, звонятмне, мы с ними здесь же встречаемся, если они желают и у них есть возможность.И если у меня есть возможность, я их приглашаю к себе в гости. Кормлю, развлекаювсячески личным общением. Когда я приезжаю в Нижний Тагил, они также стараютсяменя принимать. У нас сложились именно дружеские отношения с офицерами. Что касается военнослужащих, то там отношения несколько иные, потому что все равносержант или рядовой – человек обязанный, привязанный более к уставу, к исполнениюкаких-то служб.
  Но чем хороши поездки?В городе, в нормальной обстановке, есть некая дистанция из нескольких заборов,а в миссионерской поездке этого нет. Поэтому мы компенсируем недостаток общенияс солдатиками именно там.
  — Бывают моменты,когда воинский долг противоречит, может быть, каким-то догматам Православнойверы. То есть войну приказано делать так, а на самом деле – не по-христианскитак будет. Бывают ли такие ситуации, и как Вы их разрешаете?
  — Если это хорошийвоенный, то он не станет рассуждать, есть тут противоречие или нет, он будетвыполнять приказ. А уже выполнив приказ, если речь идет о законном приказе (можетбыть несколько не моральном, допустим, во время зачисток или еще каких боевыхдействий), уже после он, как обычный человек, естественно, будет рефлексировать.В последней командировке (2004–2006 год) этого не было, потому что не было такихнапряжений, но многие офицеры, с которыми мы общались и в рамках исповеди, и в рамках просто беседы за чаем или кофе, рассказывали, что в прежние годы (конецпервой кампании, начало второй) было очень много грязи, того, что сейчас тяжеловспоминается. Но у военных такая работа – ассенизаторов. Они это переживаютсовершенно естественно. Никто не говорил, что «все замечательно», и что «мысобой гордимся»… Психически здоровые нормальные люди с хорошей рефлексией.К сожалению, если говорить серьезно, то такие ситуации есть у каждого в жизни.К примеру, мы идем по улице зимой, видим: пьяненький человек валяется – и проходиммимо. А что это? Это, конечно, предпочтение моих собственных интереса, эгоизма,планов; совершенно реальна угроза здоровью этого человека.
  — Приходилось ли Вам общаться с местным населением, приходили ли они к Вам как к священнику?
  — Как к священникуособо не приходили, потому что все-таки вероисповедания у нас разные, но приходилиради интереса, ради доброго соседства. Потому что комендатура находится прямов центре населенного пункта. Там мы познакомились с несколькими семьями, женщинами-чеченками.Потому что мужчин либо нет уже, либо они где-то работают. Но они просили молиться,молиться за их сыновей, которые пропали без вести.
  — Несмотря на то, что они другой веры?
  — Ну и что, они же видят, что это духовное лицо, самая главная его обязанность – это молиться.И не только за себя, но и за окружающих людей. Что же они, не люди, что ли?
  У нас однажды возникласитуация, что при совершении таинства Соборования у меня не было пшеницы. У кого взять? У военных нет. Пошел к чеченкам, объяснил ситуацию. Они мне далицелый мешок, причем с этим мешком еще и своими бедами и горестями нагрузили,рассказали, как им тяжело живется. Попросили несколько советов.
  Встречался с тем,кто опекает, духовно окормляет 13 тамошних мечетей. Встречались на их территории,причем офицеры, которые устраивали нам эту встречу, очень удивились, как мыбыстро сошлись, начали беседовать. Батюшки разных религий очень быстро между собой договорятся. Проблемы – безнравственность и распущенность – чаще всегопреследуют людей, не обладающих религиозным мировоззрением, и людей, которыеим обладают, а решимостью жить согласно этому мировоззрению – нет. Кроме того,мне просто себя там ощущать. Так или иначе, я представитель народа-победителя.Надо об этом как можно чаще говорить: это предмет гордости. Как бы там ни было,но Россия в этой войне бандитизм чеченский победила. Победила не шапкозакидательством,а своим умением, особенно во вторую кампанию.
  Когда мы выводилисьв апреле прошлого года, я смотрел, как два бронепоезда, едущие в противоположныхнаправлениях, загружались-выгружались. Меня просто переполнило чувство гордостиза собственное Отечество. Все эти войска – войска, решившие свою задачу. Этозначит, что взрывов в Москве, в нашем городе или еще где-то будет намного меньше,если воины себя здесь будут чувствовать так крепко, сильно и уверенно. Эту уверенностьсейчас доводят до всего остального населения России.
  — Давайте на такой патриотической ноте закончим нашу тему. Спасибо Вам большое. Благословите,пожалуйста, наших телезрителей.
  — Пускай наш Господьблагословит нас своими молитвами, чтобы у каждого из нас всегда хватило силмолиться не только о себе, но и о своих родных и близких.
  — Всего Вамдоброго, до новых встреч.

Беседовала Юлия ФАРБШТЕЙН
Расшифровка аудиозаписи – Денис ДЕНИСОВ


© При использовании информации ссылка на СМИ
«Информационное агентство Екатеринбургской Епархии"
(свидетельство о регистрации ИА №11–1492 от 29.05.2003) ОБЯЗАТЕЛЬНА.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475