«Нас гнали даже за фамилию…»

В нашем роду существует предание: фамилия предков была исконно русская – Ивановы. Два брата Ивановы служили в храмах, которые находились недалеко друг от друга. Часто люди путали: о каком это Иванове идет речь? О том, что в Богородицком храме служит или о другом? Вот и предложил кто-то: пусть будет один Богородицкий, по имени храма, а другой – Иванов. Так оно было или нет, сказать трудно, так же, как и узнать, где это происходило, — слишком уж много прошло лет. Однако дальнейшее известно: почти все Богородицкие становились священнослужителями.

В Нижне-Исетском храме Екатеринбурга служил мой дед Богородицкий Михаил Алексеевич. Служил до самого конца, пока не пришлось покинуть Екатеринбург, — он был последним священником этого храма. У него росли сыновья и дочери. Николай, в будущем мой отец, поступил в Пермскую Семинарию и закончил ее в 1916 году. Перед рукоположением женился. Рукополагали его в Верхотурье. Жена приехала к нему из Усолья. Она тоже была из духовной семьи, дочь священника. В 1918 году от этого брака родился мой старший брат Серафим. Год был памятным для Екатеринбурга: в июле здесь была расстреляна Царская Семья. Все Богородицкие находились в то время в городе. Отец служил в Симеоновской церкви до 1919 года. Позднее, когда Екатеринбург стал переходить из рук в руки, от красных к белым и наоборот, семье пришлось покинуть его: вместе с Колчаком ушли на восток. Пристанище нашли в Шадринске. Там продолжал нести свою службу в церкви отец, там служил и дед. В Шадринске дед упокоился. Сейчас в этом городе пять родных могил, а в Екатеринбурге – ни одной, хотя все мои родственники отсюда… Там же, в Шадринске, родились мои сестры Магдалина и Вероника. Затем отца пригласили служить в Пермь и вся семья уехала за ним. Там в 1925 году родился я, младший сын отца Николая Богородицкого. Папа служил в Никольской церкви Перми. В 1928 году его арестовали. Обвинение не было предъявлено – священнического сана хватало, чтобы считать его врагом народа. Долгое время мы ничего не знали об отце. Наконец стало известно, что он находится в Сибири, и мама, как настоящая декабристка, поехала к нему. Отцу в то время было 35 лет. Все дети остались с тетушками. Тети были очень хорошими: все, что могли, делали для нас. Учили, кормили, воспитывали. Жить было трудно. Особенно нелегко было со мной. Я в детстве болел костным туберкулезом, три месяца лежал в гипсе, затем стал ходить в школу на костылях. Брата Серафима трижды выгоняли с учебы. Знали, что “сын попа”, что отец в ссылке в Сибири. Одна фамилия наша чего стоит. Многим она не давала покоя… В 1933 году за ссылкой последовала высылка. Отца выслали в Воронежскую область, в Борисоглебск, и вся семья опять отправилась за ним. В селе Поворино, недалеко от узловой станции, была действующая церковь, в ней он и стал служить. Возвращаться на Урал было строго запрещено. Предложили несколько мест на выбор. Выбрали Казань. Но служить там отцу не разрешали. Наступило тяжкое время: он не привык быть не удел. А в 1940 году его арестовали вторично. На этот раз приписали связи с Ватиканом, с зарубежными епархиями. И снова семья ничего не знала о нем. Магдалину, которая в то время училась в институте, то и дело вызывали на допрос. Даже ночью посылали за ней машину, все старались что-то выпытать. Брат Серафим к тому времени женился на студентке медтехникума. До ареста папа тайно венчал их в Казани. Девушка была родом из Турьинска Свердловской области. Там жили ее родители. Неисповедимы пути Господни! После второго ареста отец попадает в Турьинский лагерь. Через охранников сумел наладить связь с родственниками. Они ему помогали, чем могли, носили передачи. В 1943 году, уже во время Великой Отечественной войны отца освободили, вернее – списали. Он был уже на грани смерти. Вышел из лагеря в каком-то тряпье, в обмотках, и пешком по морозу побрел в город. Встречные шарахались от него. Лишь одна добрая старушка подсказала, как найти родственников.

Отец сумел дойти до крыльца, открыл калитку и упал. Родственники вызвали его старшего сына, который почти на руках привез отца домой в Шадринск. Отцу в то время было 49 лет, весил он 38 килограммов. Я учился в Перми, сдавал сессию, и приехать повидаться не смог. Застал отца уже в гробу. Незадолго до этого отец еще немного пожил в деревне Вознесенской. Там на Крещение 19 января 1944 года он сам освятил воду и через два дня после этого умер. Перед смертью он попил немного воды и поднял руки высоко вверх… Похоронили его как полагается. Серафим привез священническое облачение.

Рядом с его могилой на шадринском кладбище, с левой стороны церкви – мой дед, бабушка, брат отца Сергей Михайлович и сестра отца Вера Михайловна, что воспитывала меня – все Богородицкие. Сейчас из нашей семьи только я, племянник и моя незамужняя дочь сохраняем эту фамилию. Мама и сестры умерли. Родственников разбросало по России лихое время. Сам я учился в Москве, во ВГИКе, одновременно с Василием Шукшиным, с которым у нас сложились самые добрые отношения. Случай помог вернуться на землю предков. Приехал в Москву директор Свердловской киностудии, спросил: кто тут с Урала? Так довелось попасть в Екатеринбург. Несмотря на все лишения, вера в Бога не угасла. И никогда никто из нас от веры не отказывался. Наоборот, брат Серафим всегда говорил: “Ничего не скрывай из того, что было в жизни, и тем более, кем был наш отец”. Брат получил мирскую профессию, но когда вышел на пенсию, незадолго до смерти, стал звонарем. Очень любил колокольный звон, и вот – довелось позвонить самому.

Вечная память всем им!

Рассказ записала
Людмила Косовская

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475