О церковной политике Императора Николая II

Император Николай II, насколько об этом можно судить по его собственным сохранившимся высказываниям и запискам, по свидетельству знавших его лиц, по оценкам его биографов, был человеком искреннего благочестия. Автор книги об убийстве Царской Семьи М.К. Дитерихс писал: «Чтобы проникнуть в глубину сознательной религиозности Царя и Царицы и объять полноту и целость восприятия ими духовности начал учения Христа, мало прослушать свидетельства лиц, близко стоявших к ним, мало проштудировать их письма, записки, личную переписку, надо открыть принадлежавшие им книги Священного Писания и страница за страницей, строка за строкой тщательно проанализировать многочисленные отметки, сделанные ими в книгах, из коих некоторые, как Библия и Евангелие, читались, по-видимому, ежедневно и неоднократно. Отрекшись от предвзятостей, созданных молвой и “общественным мнением”, подойдя к этой работе с искренним желанием познать, чтя чистоту и святость великих учений, постепенно, шаг за шагом, начинаешь получать представление о величественности, цельности и святости нравственно-религиозного мировоззрения, которыми были проникнуты существа Венценосных Супругов Российского Государства».

Последний Император России относился к Православной Церкви с сыновней заботой. За время его царствования число приходских церквей в России увеличилось более чем на 10 тысяч, открыто было более 250 новых монастырей. Император сам участвовал в закладке и освящении новых храмов, жертвовал на их созидание личные средства. Государь часто посещал святые места, глубоко и искренне почитал святых угодников. В последнее царствование канонизовано было больше святых, чем за два столетия правления его предшественников, от Петра I до Александра III. При предшественниках Николая II, начиная с Петра Великого, канонизованы были святители Димитрий Ростовский, Иннокентий Иркутский, Тихон Задонский, Митрофаний Воронежский и преподобный Феодосий Тотемский, а за годы последнего царствования к лику святых были причислены святитель Феодосий Углицкий (в 1896 г.), преподобный Серафим Саровский (в 1903 г.), святая благоверная княгиня Анна Кашинская (восстановление почитания в 1909 г.), святители Иоасаф Белгородский (в 1911 г.), Гермоген Московский (в 1913 г.), Питирим Тамбовский (в 1914 г.), Иоанн Тобольский (в 1916 г.). При этом Император вынужден был проявить особую настойчивость, добиваясь канонизации преподобного Серафима Саровского, святителей Иоасафа Белгородского и Иоанна Тобольского. Ему пришлось столкнуться с возражениями некоторых членов Святейшего Синода.

Николай II высоко чтил и святого праведного Иоанна Кронштадтского. После его блаженной кончины Царь повелел совершать всенародное молитвенное поминовение почившего в день его преставления. Свое почитание великого праведника и духовного пастыря-чудотворца он выразил в таких словах: “Неисповедимому Промыслу Божию было угодно, чтобы угас великий светильник Церкви Христовой и молитвенник Земли Русской, всенародно чтимый пастырь и праведник отец Иоанн Кронштадтский” .

В то же время Император Николай II, несмотря на неоднократные обращения к нему, не сделал решительного шага в сторону коренного изменения церковной политики своих предшественников. При всей любви к допетровской старине он не решился на преобразование системы церковного управления и восстановление Патриаршества.

Учрежденная Петром I синодальная система церковного управления, введенная в нарушение 34 Апостольского правила, сохранилась до последних дней царствования Николая II, хотя церковное движение, направленное на возрождение соборности и восстановление Патриаршества, в начале XX века было достаточно сильным. Оно захватило широкие круги духовенства и церковной общественности, пользовалось поддержкой большей части епископата и некоторых государственных сановников.

Со стороны священноначалия энергичные попытки восстановления соборного начала в управлении Церковью были предприняты в 1905 году, в разгар революции. Возглавил это движение Первоприсутствующий в Священном Синоде митрополит Петербургский Антоний (Вадковский). Правительственные сферы вынуждены были обратить внимание на нужды Церкви в связи с законодательством о свободе вероисповедания, подготовка которого началась в канун революции и завершилась изданием апрельского манифеста “Об укреплении начал веротерпимости”. Этот документ разрабатывался Особым Совещанием под председательством графа С.Н. Витте, возглавлявшего Кабинет министров. При подготовке манифеста выяснилось, что с его изданием Православная Церковь, находившаяся под правительственной опекой, окажется в худшем положении, чем привыкшие к условиям большей самостоятельности инославные и иноверные общины, которые этим манифестом освобождались от большей части прежних полицейских стеснений. Епископ Сергий (Страгородский), впоследствии Патриарх, выступая тогда на религиозно-философских собраниях, разъяснял, что объявить полную свободу совести “значило бы всем развязать руки, а деятелей Церкви оставить связанными”. В Особое Совещание был приглашен митрополит Антоний. По его мнению, “если не изменить правового положения господствующей Церкви, она одна будет оставлена стесненной опекой Государства”. Эта опека связывает самостоятельность духовенства и “делает голос Церкви совсем не слышным ни в частной, ни в общественной жизни”. Митрополит подал меморандум, в котором просил “устранить или хотя бы несколько ослабить ту постоянную опеку и тот слишком бдительный контроль светской власти над жизнью церковной, который лишает Церковь самостоятельности и инициативы”.

С.Ю. Витте в марте 1905 г. подал Императору составленную неизвестным автором записку “О современном положении Православной Церкви”, в которой резкой критике подвергался обер-прокурорский произвол. В “Записке” была выдвинута мысль о созыве Собора и восстановлении Патриаршества. Болезненно задетый этим документом, обер-прокурор К.П. Победоносцев представил на имя Государя “Соображения по вопросам о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной Церкви”, в которых категорически отвергал целесообразность восстановления Патриаршества, утверждая, что Патриаршество противоречит соборному началу в Церкви, а обер-прокурорский надзор является надежным гарантом коллегиальности и соборности. По ходатайству К.П. Победоносцева вопрос о проведении церковных реформ был изъят из ведения Особого Совещания и передан в Святейший Синод.

После трех заседаний Синода 22 марта 1905 г. Императору был подан доклад с предложением “пересмотреть нынешнее государственное положение Церкви в России”, “возглавить Синод Патриархом” и “созвать в Москве для обсуждения церковных преобразований Поместный Собор”. В резолюции Государя от 31 марта признавалась необходимость созыва Собора, но, по настоянию Победоносцева, Царь объявил неудобным созыв Собора “в настоящее тревожное время”. Николай II дал разрешение на открытие Предсоборного Присутствия, в тематику которого входили вопросы епархиального управления, церковного суда, благоустроения приходов, состояния духовных школ.

Указом Святейшего Синода от 27 июля 1905 г. епархиальным архиереям было поручено представить свои соображения о желательных церковных преобразованиях. Отзывы архиереев поступили к концу года и сразу же были напечатаны. В них дана трезвая и жесткая оценка существовавшего положения. Особенно резко о неканоничности синодального строя церковного управления отозвался архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий). Решительное большинство епископов высказалось за созыв Поместного Собора.

17 декабря 1905 г. Николай II дал аудиенцию трем высшим иерархам: митрополитам Петербургскому Антонию (Вадковскому), Московскому — священномученику Владимиру (Богоявленскому) и Киевскому — Флавиану (Городецкому) и обсудил с ними вопрос о созыве Собора. На этой аудиенции Император проявил понимание насущности решения проблем церковной жизни. “В настоящее время, — сказал он, — при обнаружившейся расшатанности в области религиозных верований и нравственных начал, благоустроение Православной Российской Церкви — хранительницы вечной христианской истины и благочестия — представляется делом неотложной необходимости”.

Через 10 дней состоялась вторая встреча, Царь заверил митрополитов в том, что он считает своевременным проведение преобразований в церковном управлении. На имя Первоприсутствующего члена Святейшего Синода митрополита Петербургского Антония (Вадковского) был дан императорский рескрипт:

“Ваше Высокопреосвященство. Церковная власть в лице Святейшего Синода весною настоящего года заявила мне о необходимости созвать, для устроения дел церковных, чрезвычайный Всероссийский Поместный Собор. Тяжелые обстоятельства на Дальнем Востоке не дали мне возможности тогда привести в исполнение это благое намерение. Ныне же я признаю вполне благовременным произвести некоторые преобразования в строе нашей отечественной Церкви, на твердых началах вселенских канонов, для вящего утверждения Православия. А посему предлагаю Вам, Владыко, совместно с митрополитами: Московским -Владимиром и Киевским — Флавианом, определить время созвания этого, всеми верными сынами Церкви ожидаемого, Собора. Поручаю себя Вашим молитвам. Николай”.

16 января 1906 г. Государь утвердил состав Предсоборного Присутствия во главе с митрополитом Антонием. Заседания Предсоборного Присутствия открылись 6 марта 1906 г. в Александро-Невской Лавре в разгар революции, когда политические страсти захватили и часть духовенства. “В своем вступительном слове, — пишет историк Русской Церкви Д.В. Каннингем, — митрополит Петербургский отметил, что Лавра сооружена на том месте, где благоверный князь Александр разбил врагов с Запада, шедших по наущению папства на Россию, в то время как Русь отбивалась от татаро-монгольских орд на Востоке. И теперь России угрожают новые враги, которые хотят отравить ее и разрушить, угрожают Царю и Святой Православной вере, что делает еще более важным предсоборное заседание”. На заседании оглашена была телеграмма Императора Николая II с пожеланием Божией милости членам Присутствия и напоминанием о серьезной ответственности, которую они несут.

Главной темой Присутствия была подготовка Поместного Собора. В ходе обсуждения программы предстоящего Собора обнаружились серьезные разногласия по разным вопросам, особенно острые по вопросу о составе Собора. Одни участники заседаний высказывались за исключительно епископский состав Собора, другие за участие в нем, наряду с архиереями, клириков и мирян, но с ограниченными полномочиями, наконец, третьи высказывались за то, чтобы представители клириков и мирян на Соборе получили одинаковые права с епископатом. Не было единодушия у членов Предсоборного Присутствия и по вопросу о восстановлении Патриаршества, хотя большинство стояло за то, чтобы первый епископ Российской Церкви имел сан Патриарха.

Для Государя и Правительства особенно важным было то, какое направление примет на Предсоборном Присутствии обсуждение вопроса о взаимоотношениях между Церковью и Государством. И вот, Предсоборное Присутствие предлагало внести существенные коррективы в Основные Законы Российской Империи. 42 параграф Основных Законов гласил: “Император, яко Христианский Государь, — есть Верховный Защитник и Хранитель догматов господствующей веры и Блюститель правоверия и всякого в Церкви Святой благочиния”. Предсоборное Присутствие предложило такую редакцию этого параграфа: “Император, Православный Государь, — Верховный Хранитель государственной Православной Церкви и Хранитель ее правильного порядка”.

Разработан вариант еще более существенных, радикальных изменений в 43 параграфе Основных Законов. Вместо: “В управлении церковном Самодержавная власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода, ею учрежденного,” -предлагалась такая формула: “В своих отношениях с Православной Церковью Самодержавная власть осуществляется в согласии с Всероссийским Церковным Собором, признаваемым ею, постоянным Священным Синодом и Патриархом как Предстоятелем Русской Православной Церкви”.

По существу этот проект означал отказ от системы государственной церковности, основанной на принципе абсолютной власти суверена над всеми учреждениями, находящимися на подвластной ему территории, включая и Церковь, который заимствован был Петром I из правовых теорий и государственной практики протестантской Европы XVII века, и возвращение к основным началам византийской симфонии.

На работу Предсоборного Присутствия оказывали давление как левые, так и крайние правые политические круги. Отказ председательствовавшего на заседаниях Присутствия митрополита Петербургского Антония (Вадковского) от безусловной поддержки “Союза русского народа” (основанного А.И. Дубровиным) явился поводом для появления в печатных органах “Союза” статей с обвинением митрополита Антония в измене Царю, в помощи революции и врагам Империи. На своем заседании 7 декабря 1906 г. Предсоборное Присутствие выразило поддержку митрополиту Антонию.

А с другой стороны, на работу Предсоборного Присутствия пыталась влиять и модернистская группировка “32-х” петербургских священников, которые участвовали в открытой политической борьбе с Правительством. Митрополит Антоний вынужден был лишить сана петербургских священников Брильянтова, Колокольникова и Тихвинского за отказ порвать связь с революционной партией трудовиков. Архимандрит Михаил (Семенов) напечатал тогда брошюру “Христианская свобода”, в которой утверждал совместимость теории Карла Маркса с христианством. Профессор Киевской Духовной Академии В.И. Экземплярский писал в статье “Нравственное учение Иоанна Златоуста”, что учения революционеров, социальных реформаторов и Льва Толстого содержат элементы, которые можно найти в творениях святителя Иоанна Златоуста и других Отцов Церкви. Таким образом, обстановка в церковных кругах была весьма не простой.

15 декабря 1906 года состоялось последнее заседание Предсоборного Присутствия. Но когда материалы его были представлены Императору, он наложил резолюцию: “Нахожу созыв Собора неблаговременным”.

В отличие от своих предшественников на Престоле, при которых уже сама постановка вопроса о созыве Поместного Собора была бы нереальной, Император Николай II вполне открыт был для обсуждения этого вопроса, более того, сочувствовал проекту созвать Собор. Однако под влиянием К.П. Победоносцева он опасался, что созыв Собора в революционное время, когда и в самой церковной среде существовали глубокие разногласия, не послужит умиротворению общества и упорядочению основ государственного строя. Он опасался, что Собор под влиянием реформистски настроенных кругов значительной части столичного духовенства, сочувствовавших обновленческим идеям, приобретет направление, сходное с тем, которое возобладало в Государственной Думе всех созывов, в особенности двух первых, и будет способствовать расшатыванию Государства.

Работа по подготовке Поместного Собора возобновилась в 1912 г., но была прервана начавшейся скоро мировой войной, так что первый в послепетровскую эпоху Поместный Собор Русской Православной Церкви созван был уже после отречения Императора Николая II. Но Поместный Собор 1917–1918 гг. в своих деяниях плодотворно использовал материалы Предсоборного Присутствия и Предсоборного Совещания 1912–1914 гг., работавших под покровительством Императора.

Выступая на этом Соборе при обсуждении вопроса о восстановлении Патриаршества, архиепископ Харьковский Антоний (Храповицкий) говорил: “Путем исторических софизмов и подтасовок связывают вопрос о Патриаршестве с вопросом о восстановлении монархии, прибегают к доносу, будто сторонники Патриаршества — поборники монархии… Я не хочу уподобиться ослу, который лягает умирающего льва, но несомненно то, что восстановление Патриаршества задерживалось преимущественно опасением ослабить самодержавную власть. Теперь это уже доказано. Недавно я читал… письмо покойного Победоносцева к Государю в 1906 г. В этом письме он указывает именно на опасность Патриаршества для царской самодержавной власти”.

Достойны сожаления и некоторые действия Императора Николая II по отношению к архипастырям, которые пытались защитить доброе имя Государя от клеветы, возводимой на него в связи с неестественным влиянием Распутина на государственные и церковные дела и разрешить эту ситуацию, отстранив Распутина. Епископ Саратовский Гермоген (Долганов) за энергичные попытки добиться удаления от Двора Распутина, которого он, впрочем, некогда сам по доверчивости приблизил к себе, был уволен на покой с назначением местопребывания ему в Жировицком Успенском монастыре. Митрополит Евлогий (Георгиевский) в своих “Воспоминаниях” рассказывает об этом так: “Одним из друзей Распутина, которые от него отшатнулись, лишь только они поняли, с кем имеют дело, был Саратовский епископ Гермоген. Аскет, образованный человек, добрейший и чистый, епископ Гермоген был, однако, со странностями, отличался крайней неуравновешенностью, мог быть неистовым. Почему-то он увлекся политикой, и в своем увлечении крайне правыми политическими влияниями потерял всякую меру. Интеллигенцию он ненавидел, желал, чтобы всех революционеров перевешали. Он ополчился против Распутина, когда убедился в его безнравственном поведении и решил зазватъ его к себе, дабы в присутствии писателя Родионова и иеромонаха Илиодора взять с него заклятие, что он отныне не переступит порога царского дворца. Говорят, епископ Гермоген встретил его в епитрахили, с крестом в руке. Распутин клятвы давать не хотел и пытался скрыться. Родионов и Илиодор бросились за ним на лестницу, его настигли, и все трое покатились по ступеням вниз…, а епископ Гермоген, стоя на площадке в епитрахили и с крестом в руке, кричал: “Будь проклят! проклят! проклят!”. Распутин вырвался из рук преследователей. “Попомните меня!” — крикнул он, — и исчез. Епископ Гермоген и Илиодор стали бомбардировать Государя телеграммами, умоляя его не принимать Распутина. Государь оскорбился и приказал вернуть епископа Гермогена в епархию, а Илиодора Святейший Синод сослал во Флорищеву пустынь… Епископ Гермоген приказу не подчинился, тогда Государь прислал флигель-адъютанта, который “именем Государя Императора” приказал ему сесть в автомобиль; его отвезли на вокзал и переправили в Жировицкий монастырь… Заточение создало епископу Гермогену ореол мученика”.

Когда священномученик Владимир, митрополит Петербургский и первенствующий член Святейшего Синода, счел своим долгом внушить Государю решимость удалить от себя Распутина, то после беседы с Царем, предметом которой была деятельность Распутина, он был переведен из Петербурга в Киев. Протопресвитер Михаил Поль-ский так рассказывает об этом: “Митрополит Владимир смело и прямо указал Государю на все сплетни и грязные рассказы, которые ходили в обществе в связи с именем Распутина, указал на гибельность его влияния, особенно в церковных делах. Государь, прослушав Владыку митрополита, сказал, что, быть может, он и прав во многих отношениях, но что Царица-мать никогда с этим не согласится. Государыня, узнав о разговоре Государя с митрополитом, была страшно возмущена и горячо негодовала против митрополита за его вмешательство в семейную жизнь Царской Семьи… В ответ на обвинения против Распутина она говорила, что “старец Григорий неоднократно спасал жизнь нашего сына Наследника Цесаревича и никогда грязной мысли о старце она не допустит…”.

Главной причиной влияния Распутина на Царицу и Царя было то, что он действительно помогал или создавал иллюзию помощи Наследнику во время мучительных обострений его тяжелой болезни. Советы епископа Гермогена и священномученика митрополита Владимира, как и некоторых государственных сановников, удалить Распутина от дворца могли болезненно восприниматься Государем и потому, что положение Распутина не представлялось ему имеющим важное государственное или придворное значение, и отношения Царской Четы с ним казались ему частным, семейным делом. С.С. Ольденбург писал: “Когда выяснилось, что Распутин путем внушения лучше справляется с проявлениями этой болезни, нежели все доктора-специалисты -это создало, разумеется, для старца Григория совершенно особое положение. Государыня видела в нем человека, от которого, в самом реальном смысле этого слова, зависела жизнь ее горячо любимого сына. К несчастью, за пределами дворца Распутин продолжал вести себя весьма неподобающе, и это вызывало нежелательные толки. Государыня, имевшая о “старце” совершенно иное представление, не хотела верить ничему, что о нем говорили плохого и, во всяком случае, отказывалась — из-за “клеветы”, как ей казалось, — лишиться человека, умевшего несколькими словами побеждать тяжелый недуг ее сына”.

В целом, в своей церковной политике Император Николай II руководствовался заботой о благе Церкви; но обремененный наследием системы церковно-государственных взаимоотношений, установленной при Петре I и в основах своих сохранявшейся неизменной в течение двух столетий, он в обстановке революционного кризиса не смог найти адекватные ответы на вопросы времени. Император сочувствовал мысли о созыве Собора, об избрании Патриарха, о восстановлении канонических начал в делах церковного управления, но из-за опасений, что Собор может принять опасное направление, — настроения части духовенства давали повод для таких опасений, — Царь не решился санкционировать созыв Собора.

По материалам Синодальной комиссии по канонизации святых

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475