Из готовящегося к выходу сборника стихов Александра Новикова

Точно помню, я не был крещен

Точно помню, я не был крещен
Точно помню, я не был крещен.
Было плохо в то время с крестами.
Был тогда не Никита еще
И уже, точно помню, не Сталин.

Я родился под звон портупей –
Где уж было желать под иконы!
Океан… Он совсем не купель.
И совсем не иконы — погоны.

Это было давно. Не вчера.
Мне, как самую высшую меру,
Напророчили — «в офицера».
И крутую сулили карьеру.

Но по мне не пришелся мундир
И казарма со злыми клопами…
Был один я в семье дезертир,
Не желавший чужими стопами.
И лицо было бито мне в кровь…
Злобу выплюнув вместе с зубами,
Думал я: «Что такое любовь?
Видно, если не бьют сапогами».

И под грохот бездомных колес
Я опасную мудрость усвоил:
Самозванцев и маршальских звезд,
Как крестов, на России с лихвою.

Не имел я на теле креста
И плевал на погонную силу.
А везло мне, ей-богу, спроста.
Так везло, будто с неба валило!

Не моими костями мощен
Путь, отмеренный ровно верстами…
Точно помню: я не был крещен.
Было плохо в то время с крестами.
1978

Стенка

Вот и снова на потребе
Все, от кистеня до петли.
И кликуши, как один, в стаи.
Вот опять в свинцовом небе
Алюминиевые журавли.
А мундиры и поля крестами
То ни маневрами не кличут, ни войной.
То за красной, за набыченной стеной
Пьют, воруют, лаются!
Россия, как подстилка (не жена!),
И заложена, и перепродана,
Перед стенкой мается.
И опять у трона с ложкой
Весь антихристовый род -
Поживиться, пожидовиться, пожамкать.
Об Царь-пушку точат рожки,
Чтоб Царь-колокол — в расход -
Не в своей стране, поди. Не жалко.
Как проказа, как холера, как чума.
И Россия через то — хромым-хрома.
Мрёт, дерется, кается!…
И война одна, как мать родна,
Кровку пьет, да всё не видит дна,
Да пред стенкой мается.
Отрыдают бабы в землю
Под салютные хлопки
И затянут на душе пояс.
И солдатик, что не внемлет,
Вознесется в ангелки
И прольет на Русь слезу — горесть.
А за стенкой на зачумленных балах
Помянут да и запляшут на столах,
Сожрут, споют, сбратаются.
А россия с голодухи вся бледна
Присно крестному знамению верна
Перед стенкой мается.
4 ноября 1999

Письмо к Генеральному секретарю

Товарищ генеральный секретарь!
Еще витает дух почивших в бозе.
По правую от Вас еще главарь,
По левую, чуть сзади, — мафиози.

Очки сверкают за спиной у Вас.
Не круглые, но все-таки зловещи,
Готовые в два счета, хоть сейчас,
Как только им хоть чуточку проблещет.

Ветви поздно выряживать почками.
Это древо прогнило в корню.
Зря пытаетесь язвы — цветочками, Поливая три раза на дню.

Я помню прозорливейших отцов,
С историей играющих, как с сучкой.
И каждый начинал в конце концов
Не здесь, так там опутывать колючкой.

Как мог он ошибиться и сглупить?
Он завещал нам верить этим шляпам.
Как страшно, что могло бы так не быть
И подыхать пришлось мне с тем же кляпом!

Пересылки, остроги и лобники
Есть на выбор любых величин.
Все мы в этой стране уголовники.
Всех судить нас за то, что молчим!

Я думаю, коль я еще живу.
Вдвойне, когда меня на рифы тащит.
Я далеко глядеть Вас не прошу,
Но я прошу: оглядывайтесь чаще!

Благой порыв дать волю всем парам
Не означает скорый выход в море.
Я Вас прошу не строить дальше храм,
Где кость на кость на кровяном растворе.

Бросьте в печь оловянным солдатиком,
Если в чем-то не прав я насчет:
Волю дать мужикам бородатеньким, Остальное само нарастет.

Где совесть не в чести и не у дел,
Ждет роба или пуля менестреля.
Я тоже, разумеется, сидел,
Спасибо, не повешен, не расстрелян.

Но большего поставить на алтарь,
На жертвенник кровавый я бессилен. Товарищ генеральный секретарь,
Во имя Бога, Бога и России!

На струне перетянутой держится
И вопит Вам со всех колокольнь Несказанная боль Самодержца
И анафемы Тихона боль!…
1984

А церковка убога…

А церковка убога, и потому в ней склад.
Товарищ кладовщик с хозяйским чувством
Хранит на алтаре эмаль и бустилат,
А в ризнице фосфат и ящик с дустом.
Поглаживает счеты и косточки кладет,
Прописывает дебет через кредит.
Архангелы трубят, и Страшный Суд грядет,
Коль ревизор по зову их приедет.
Распластаны недвижно святые на стенах,
Прошитые стальными костылями.
Товарищ кладовщик не смыслит в именах,
Поскольку не оценены рублями.
В закрашенные окна лишь сунься, ангелок! -
Стрела твоя ему — быку иголка!
Товарищ кладовщик ВДОАМовский стрелок.
На то ему и дадена двустволка.
Здесь отпускает он, как грех, чего кому:
Лопаты, ведра, краски, стекловату…
Приходят на поклон сюда теперь к нему.
И крестит он десницей или матом.
Со звонниц облетели давно колокола.
За них агитплакат звонит ударный.
Товарищ кладовщик с пасхального стола
Вкушает и без звона регулярно.
Не ладановый дух пускает «Беломор»,
Марию-деву мухи обходили.
Здесь не колхозный склад — здесь Русской Веры морг
«Товарищи» для нужд соорудили.
Ограде проржавелой по грудь чертополох.
Ветшает все (как только терпит кладка!).
Но пращуры мудры: предвидели, что Бог
Вернется, как бы ни было здесь гадко.
А нынче куполам град хлещет по щекам,
На маковках ни крестика, ни шпиля…
Покуда время здесь сидеть кладовщикам,
Нести тебе свой тяжкий крест, Россия!
Толпиться на поклон и славить подлецов,
Рожденных и взлелеянных тобою…
У высохших икон заплакано лицо.
И слух истерзан барабанным боем.
1988

Страна всеобщего вранья

Уже не врут, не лгут, не брешут,
А льют помои через темечко страны.
Уже не мнут, не бьют, не режут,
А норовят тишком пальнуть из-за спины.

А в телевизоре одни и те же рожи —
Визжат, басят и буратинят голоса.
И все похожи. И все похоже
На попугайно-канареечный базар.

Уже не йдут, не прут, не скачут.
Уже вертляво и стремительно ползут,
Не огорчаются, не охают, не плачут,
А все терзаются и все нутро грызут.

А в телевизоре смешно, как в зоопарке -
И так же пахнет, и такая же неволь.
Да депутатишки — что мертвому припарки -
Играют доктором прописанную роль.

уже не квакают, не хрюкают, не квохчут,
Уже вороны перешли на волчий вой.
Не осаждают, не сминают и не топчут,
Уже вбивают в землю прямо с головой.

А в телевизоре цветные педерасты
Вопят и скачут да и водят хоровод,
Беззубы, стрижены, гривасты и вихрасты -
И кто кого из них — сам черт не разберет.

Уже не чествуют, не здравят и не славят.
Уже развешивают тихо ордена.
Не назначают, не снимают и не ставят,
А поднимают и вдевают в стремена.

Уже давным-давно не пахнет россиянством,
И не поймешь теперь, где гусь, а где свинья.
И всем присвоено еще одно гражданство:
Я — гражданин Страны Всеобщего Вранья.
9 января 2000

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475