Путь в никуда

В храм он входит, не осенив себя крестом. И по жизни шел так же – не ведая понятия греха, ни над чем не задумываясь, не каясь…

Страшными оказались не разочарования и даже не тюремное заключение: перед ним вдруг предстала жизнь без смысла, со всей ее безысходностью.

Роману 24 года, о своей судьбе рассказывает охотно, подробно, то ли пытаясь дойти до истока случившегося, то ли потому, что не было на его пути человека, который однажды бы выслушал.

Давно ломаем копья вокруг проблемы наркомании, подсчитываем число жертв, ужасаемся цифрам, бьем тревогу. Но все это – потом, когда уже случилось и когда помощь зачастую бессильна, — слишком уж необратим разгон на пути вниз. А исходная точка, а корни? Ведь все с чего-то начинается. Давайте выслушаем одного из этих пострадавших молодых людей — антигероев нашего больного времени, — а там и выводы придут неизбежно.

Итак, Роман (фамилию просил не называть):

- Родился я в Томске, в семье интеллигентов. Мать и отец вместе учились в университете. До шести лет — нормальное детство, все шло хорошо, но потом отец ушел из семьи. Появился отчим, родились двое детей. Через некоторое время отчима перевели работать в республику Тува. Там было московское обеспечение, жили в достатке, всего хватало. Мать с отчимом ладили, я учился в школе. Но когда в Туве начались волнения, пришлось уехать. Вернулись назад в Томск. Жили на окраине, в криминогенном районе. В двенадцать лет на дне рождения впервые выпил вина, затем потянуло и пить и курить — всегда в компании. Так добрался до девятого класса, затем перевели в спецкласс, где учился коллектив неуравновешенных. Там выпивали практически все, даже девушки. Пробовали ли остановить учителя? Да в общем — нет. Если бы еще один человек нарушал… А тут целый класс. У них, учителей, тогда начались свои проблемы — перестали выплачивать зарплату… Никто тогда не отвел от беды. В десятом классе мы взломали какой-то погреб, чтобы продавать картошку и на вырученные деньги покупать анашу. Тогда был первый привод в милицию…

После того как однажды пришел пьяный на дискотеку и сорвал школьный праздник, меня перевели в вечернюю школу, а там и вовсе ничего не пресекалось. Пытались ли воздействовать родители? Пытались. Ограничивали в просмотре телепередач, а насчет анаши не знали. Сверхудовольствие от наркотиков не получал, вело только любопытство. Глотал таблетки, токсикоманил. От всего этого сохли мозги, терялась память.

Наступали новые времена, мама взяла кредит и стала развивать предпринимательскую деятельность. Она хотела работать честно. Но многое она не учла: в торговле весь контингент выпивал, приворовывал. Когда пошла большая прибыль, и мать и отчим тоже стали пить, вначале «культурно», но регулярно. Затем больше и больше. Денег уже никто не считал. Мы с одним парнем, тоже очень обеспеченным, решили отойти от компании, употреблять наркотики вдвоем.

Позднее его мать одна решила его спасти, возглавила фонд борьбы с алкоголизмом и наркоманией. Тогда мы были еще учениками, но владели такими суммами денег, что могли себе позволить все — и ресторан, и театр. Это был особый шик жизни. Летом на венах стали выступать проколы. Тогда родители перестали давать деньги в руки. Пришлось разыскивать их другими способами. Стал останавливать людей, отбирать кошельки, ценные вещи. То, что все это уголовно наказуемо, почему-то не приходило в голову. Ни над чем не задумывался.

После того как поступило несколько заявлений от пострадавших, прокурор дал санкцию на мой арест. Пять месяцев прошло в ожидании суда. Там была особая жизненная школа — с сокамерниками… На суде старался все брать на себя, хотя подельников было несколько. Дали четыре с половиной года условно и освободили из зала суда. В доме из-за выпивок уже шел разлад, мать подала на развод, денег не хватало.

А зависимость от наркотиков росла. Одного грамма «ханки», опиума, на четверых, как прежде, уже не хватало. Мать опять пыталась остановить, закрывала в комнате, для меня изготовили арматурную клетку. Но я нашел способ уйти и оттуда. Произошел еще один арест — за приобретение и хранение наркотиков. От адвоката на суде я отказался — как мог, защищался сам. Опять отпустили из зала суда с отсрочкой приговора…

После того как под воздействием наркотиков повалялся на сырой земле — парализовало левую сторону. Спасли меня чудом, ведь там, слева — сердце…

Если один путь не привел в могилу, то другой все-таки привел в тюрьму. Тогда мне был уже двадцать один год. Отправили на стройку. Условия содержания заключенных были такими, что лучше всего было уйти в работу с головой. Как грамотный человек (в доме родителей много читал, даже неинтересную литературу, считал, что все пригодится), помогал писать письма заключенным, сотрудничал в колониальной газете. Отсидел полный срок — два с половиной года. Это было единственное место, где я начал работать, и теперь не боюсь никакого физического труда.

Там я впервые стал задумываться… Ведь многое происходило на глазах. В СПИД-отряд попадали ВИЧ-инфицированные, через некоторое время их хоронили. Те знакомые, которые кололись, — умирали. Освободившись, я понял, что больше колоться не буду. Я понял, что лучше работать и получать свои деньги, чем терпеть такое униженное положение.

Но здесь, на свободе, я не знаю, куда идти. Из Томска уехал без всякой цели, чтобы только освободить семью от себя. Доехал до Новосибирска на электричках, потом до Екатеринбурга, тоже без всякого смысла. Как оказался в Епархии? Узнал, что тут дают временную работу и ночлег — в городе Первоуральске. Обратился в отдел милосердия — выслушали, поняли, помогли. Теперь подышал другим воздухом, с другими людьми. Но путь так и не определился. …Я хотел в жизни всего сразу, а так, видно, нельзя, надо заслужить исполнение желаний. Но у меня и желаний теперь нет…

Мир обезбоженный… Без доброго участия других людей, без дела, молитвы, душеспасения. Ни одной одухотворенной личности рядом. Сколько ни пытаюсь просмотреть эту жизнь, вижу каких-то случайных, обтекающих людей, с которыми Романа связывают даже не отношения, а так: бутылка, игла, деньги… Ничего экстремального нет в этой судьбе, наоборот, все банально, и поэтому теперешняя наша жизнь отразилась в ней во всей своей неприглядности.

Первая рана: уход отца из семьи, предательство. Первый урок безответственности и безнравственности преподан в родном доме. Далее — учителя. Какие-то безликие, спасовавшие перед трудностями, ни одной яркой личности, ни одной протянутой руки. Вспомним, что Роман пытался оправдать их, — ведь им надо было выживать! А в это время погибал целый коллектив «неуравновешенных» мальчиков и девочек… Далее роль разрушителя берет на себя золотой телец. «В поте лица своего будешь есть хлеб», — говорится в Писании. На семью же Романа большие деньги просыпались как искушение, и в результате никто этого искушения не выдержал. Интеллигентные родители пассивно перешли в разряд потребителей, втягиваясь, как в трясину, в запои, а в это время их сын спокойно употреблял наркотики. Ни о какой помощи бедным, о меценатстве речь никогда не шла. Дальше уже — инерция скольжения в пропасть. Причем тут арматурная клетка?

Во всей этой цепи есть, однако, одно крепкое звено. Это физический труд, радость которого, как это ни парадоксально, Роман познал только лишившись свободы. Там же, в неволе, сформировались его первые вопросы самому себе…

Если мерить простыми земными мерками, перед нами типичный человек бездуховного общества, который и падал и поднимался один при полном равнодушии окружающих. Если же задуматься о Промысле Божием…

Когда-нибудь, научившись анализировать, Роман спросит себя: как же он оказался на территории храма, когда еще совсем недавно под ногами была земля зоны? Что-то же привело его сюда? А пока он не может сдержать радости от собственного свободного труда под синим небом.

Хочется отметить, что парень этот никого не винит в своей судьбе и в этом его несомненная христианская высота. А желание «освободить семью от себя» есть первая внятная цель, за которой, хочется верить, последуют другие. Дай Бог ему исцелиться, а нам, благополучным, оглянуться бы вокруг: может, кто-то рядом в нас нуждается?

Людмила Косовская

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475