На позицию батюшки провожали бойцов

5 апреля в канун Благовещения среди прихожан Крестовоздвиженского монастыря разнеслась радостная весть: «Батюшки из Чечни приехали!». Немного отдохнув после трехнедельной поездки, иеромонах Флавиан, возглавляющий монастырь, и иеромонах Серафим любезно согласились рассказать о своем путешествии. В дорогу священники взяли диктофон, куда каждый день наговаривали свои впечатления. Голоса батюшек сопровождает фонограмма — то стук колес поезда, то шум сильного ветра, то гул авиадвигателей.

— Батюшки, вас епархия послала в Чечню или военные попросили с ними поехать?

Отец Флавиан: -Да нет, все было немножко не так. Сидели мы как-то с отцом Серафимом вот здесь, в моей келье, я читал в журнале «Итоги» что-то про Чечню, и что-то меня там возмутило… «Отец Серафим, — говорю, — а давай поедем в Чечню!» — «Поехали!». Вот так эта идея и зародилась. У отца Серафима в военной среде много знакомых, вот он и занялся подготовкой нашей миссионерской поездки.

Отец Серафим: — Кстати, сразу хочу выразить от нас с отцом Флавианом благодарность всем, кто нам помог эту поездку осуществить — генерал-лейтенанту Сидякину, генерал-майору Черномордину, полковнику Иванову Сергею Александровичу. Уехали мы из Екатеринбурга с 70-м полком, который перебрасывался в состав формирующейся в Северо-Кавказском округе 42-й дивизии.

Из аудиодневника батюшек: В первый день был забавный эпизод. Я сижу в машине, а отец Серафим и Ларионов (помощник настоятеля- К. С.) пошли на КПП 32-го городка. Заходят, а оттуда сразу же выруливают двое военных и один руками машет и другому говорит: «Ты видел?!! Там поп в камуфляже!!!». Тот говорит: «Ничего не видел!» — «Да вот только что нам встретился — поп в камуфляже!!!». «Прибыли мы в Ханкалу 24 марта. Оттуда видели разбомбленный Грозный. Нас предупредили, что сегодня разгружаться не будем, и что в 8 часов начинается комендантский час и выходить никуда нельзя. Также нам пояснили, что ночью нам, батюшкам, лучше не прогуливаться, потому что мы своим внешним видом напоминаем ваххабитов. «Гуляйте, батюшки, только днем. в рясах и с опознавательными знаками, потому что если наши к вам уже привыкли, то другие могут вас признать за боевиков и случайно отправить, так сказать, на повышение».

— А когда состоялось первое крещение?

О. Ф.: — Пока шла разгрузка, мы решили не терять время и прогулялись к полуразрушенному мосту, за которым уже был Октябрьский район Грозного. На мосту был блокпост Санкт-Петербургского ОМОН. Ребята были настолько довольны — не только тем, что гражданские лица их посетили, а именно тем, что к ним пришли священники. Вот на этом блокпосту мы окрестили двух омоновцев.

— Остальные крещеные оказались?

— Да. Пристроились прямо на открытой площадке. Был сильный ветер, так что свечки зажечь было невозможно. В качестве купели использовали здоровенную кастрюлю. Бойцов обливали сверху из огромного ковша. Вода холодная, ветер дует. Все это происходило на возвышении, на фоне разрушенного Грозного — впечатление потрясающее. Бойцы были в здоровом и веселом расположении духа, особенно радовались, когда их товарищи в изобилии были поливаемы водой. Потом совершали молебен на освящение оружия. Все оружие, которое было на блокпосту — и автоматы, и пистолеты, и гранатометы, и каски тоже стащили в одну кучу, совершили молебен, потом отец Серафим каждому вручил то оружие, которое за ним было закреплено.

Из аудиодневника батюшек: У омоновцев своеобразный черный юмор. Идем с одним из них по Грозному, а он говорит: «Отец Серафим, слушай, если меня убьют, бери мой пистолет и отстреливайся».

— Сейчас в прессе много недовольных реплик по поводу освящения батюшками военной техники и оружия. Дескать, как же ваша заповедь «Не убий» сочетается с освящением орудия убийства?

О. Ф.: — Смысл освящения оружия, конечно, не в том, чтобы оружие убивало как можно больше людей, а в том, чтобы у христианского воина было христианское оружие. В чине освящения есть такие слова: «Ты и ныне милостиво приими смиренные мольбы наши, на оружие сие небесное свое Благословение ниспошли и рабу Твоему (владельцу оружия) сия носите ко укреплению и заступлению Церкви твоея святыя сирых же и вдовиц и на земли сущаго святаго достояния Твоего силу и крепость подаждь».

— Чеченцы воспринимают убийство врага, русского, как подвиг, духовный долг, а в православии как воспринимается убийство врага и как вы это объясняли солдатам в беседах?

О. Ф.: — В православии защита Отечества — это подвиг, но убийство не подвиг. Война сама по себе есть грех и вообще жизнь состоит не из черных и белых элементов, иногда приходится выбирать между большим и меньшим злом. Долг христианина — выбирать меньшее зло, но раскаиваться в том, что пришлось выбрать именно зло. Когда человек находится на войне, ему волей-неволей приходится убивать противника. Вернувшись с войны, православный христианин идет в церковь, потому что совершенное на войне смертоубийство оставляет сильную рану в душе и рану эту необходимо излечить божественной благодатью. Человек идет на исповедь и по мере возможности несет какой-то духовный подвиг, например, усердно молится. Офицеры, командиры частей нам говорили: «Отцы, пожалуйста, проводите с ребятами такие беседы, чтобы у них было как можно меньше внутри озлобленности, мы не хотим, чтобы наши ребята озлобились». В беседах с солдатами мы просили избегать излишней жестокости. Вот, скажем, идет бой, противник сдается. Но для того, чтобы взять его в плен, необходимо время и силы. Конечно, легче просто его убить. Нужно руководиться не побуждениями как можно скорее всех врагов перебить. Воевать надо именно с врагами, помня, что враг, который бросил оружие — уже не противник.

— Пресса много говорит о жестоком обращении федералов с пленными боевиками. Вы лично сталкивались с такими фактами?

О. С.: — Будучи в Ханкале, мы посетили вагончик с пленными террористами. Там были арабы-наемники, одна чеченская женщина. Подозревали, что она снайперша.

— Ну и какое впечатление — есть основание говорить о том, в чем Европа обвиняет Россию? — Не скажу, что это совсем лишено оснований. Конечно, с ними не церемонятся.

О. С.: — С другой стороны, зная о жестокости, которую они проявляют к русским, наши ребята с ними обращаются очень мягко. Пусть водой и хлебом, но кормят, выводят на прогулку, у них даже свой пленный доктор есть, который их перевязывает. Думаю, наши военные все же гуманнее к ним, чем они к нам.

Из аудиодневника батюшек: «Говорит отец Серафим.

— Война происходит очень хаотично и непоследовательно. И то, что назначают главами администраций чеченцев — это ни к чему хорошему не приведет. Мое личное мнение, что всей ситуацией сейчас должны управлять военные коменданты».

— Сколько человек вы окрестили во время поездки? И как в сложных полевых условиях удавалось хоть как-то духовно подготовить ребят к принятию таинства крещения?

О. С.: — Окрестили около 120 человек. Раздали 50 молитвословов, 300 крестиков, 150 иконок. Надо было больше всего этого брать. Зря мы послушались военных, которые отговаривали брать много груза. Много спрашивали о духовной литературе, которой у нас с собой не оказалось. Да и крестиков не хватило. Что касается подготовки, то чин крещения обычно составлял два часа или больше. Полчаса катехизаторская беседа перед крещением, а потом отец Флавиан или я каждое свое действие комментировали и объясняли. Ребята понимали, что происходит.

— Многие ли принимали крещение сознательно или на первом плане было стремление как-то защитить себя в страшных обстоятельствах войны?

О. Ф.: Были люди, которые стремились к крещению всей душой. Один подполковник, Анатолий, просто рвался креститься. Я тут так все осознал, говорил он, я изменил свои мысли, мне нужно срочно принять крещение. У других не было особых эмоций. Ну и, конечно, у многих было такое побуждение креститься, чтобы была какая-то защита в этой жизни. Но думаю, что после наших бесед у них осталось понимание, что крещение необходимо не столь для этой жизни, сколько для вечной.

— Сегодня часто церковь обвиняют в том, что в армии крестят строем, как раньше строем вели на политинформацию…

О. С.: — Конечно, этого не было. Многие заместители по воспитательной работе нам говорили, что они опросят личный состав, мол, не желает ли кто принять крещение. Сложность наша состояла в том, что сразу какую-то группу военных приходится отрывать от их боевых занятий. Надо было долго согласовывать это с начальством. Не всегда это было легко. Большинство командиров понимают значение духовного начала для армии. Ведь у чеченских боевиков твердая идеология. Мы видели в Грозном надписи, которые они писали для наших ребят на стенах домов, где они оборонялись: «Русские свиньи, вам было мало своей земли. Мы вам каждому приготовим по два метра». Так они каждую фразу подписывали «Аллах акбар». Трудно себе представить из уст русского военного подобное окончание фразы на православный манер — «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу». Наши терпят порой поражения, а боевики выигрывают — нет у нас общей идеи. А когда человек идет в бой не просто с идеологией, а с верой в Бога, он будет осмыслять каждый свой шаг, он не будет трусить, он пойдет в бой со знанием, что если он и погибнет, то за Отечество, и ему будет за это уготована награда на небесах.

— Вы были свидетелями боевых эпизодов?

О. С.: — Нет, такого не было. Правда, была одна опасная поездка. Из Шали, где мы познакомились с ребятами из 276 артиллерийского полка, я ездил на передовую — это южная окраина села Дуба-юрт, где знаменитые Волчьи ворота. Там знали, что батюшки приехали в полк, но не думали, что кто-то из них решится заглянуть и сюда, куда, как они говорили, не каждый полковник приедет. Там я тоже крестил ребят.

— Раньше в русской армии был институт полковых священников. О необходимости его восстановления идет много споров. А что говорят сами военные?

О. Ф.: — Все сотрудники управления по воспитательной работе 42-й дивизии просили, чтобы мы помогли им написать письмо Патриарху, чтобы у них был свой полковой храм и священник. А нам сказали: «Вы к нам приезжайте. Вы думаете, мы вас не прокормим? Мы вас на довольствие поставим и условия создадим». Желание у военных есть. Нет только законодательной базы. Из аудиодневника батюшек: Во дворах Грозного где кто-то живет, везде мелом написано:

«Здесь живут люди». Или «Здесь мирные жители». По пути в Шали проезжали дачный район, на одной из дач надпись: «Убедительная просьба не трогать дачу. Хозяин погиб, остались дети-сироты».

— Какое самое сильное впечатление осталось от поездки?

О. С.: — Для меня самое страшное впечатление — это даже не внешняя разруха, а то, что, может быть, потом будет даже непоправимо — какой нанесен глобальный ущерб человеческой душе. Ведь многие ребята, вернувшиеся с войны, долгое время не смогут найти свое место в этом обществе, их души искалечены войной. Не говоря уж о том, сколько пришлось натерпеться мирному населению.

О. Ф.: — На меня огромное впечатление произвели развалины Грозного, особенно дом, который разрушился как-то вдоль, обрушилась передняя его часть, оголены все перекрытия, домашний скарб, мебель, ванна какая-то лежит. Беженцы идут, с огромными тюками, с детьми, старые женщины. Это, конечно, ужасная трагедия.

Беседовала Ксения СМИРНОВА

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475