К совершенству идешь всю жизнь

Мы продолжаем цикл бесед «Мысли о прекрасном». Их ведет народный художник Российской Федерации Василий Нестеренко. В студии новый гость – замечательный художник-иконописец Андрей Викторович Детинин.

– Андрей Викторович, Вы пишите иконы, это замечательное дело, но, не имея полного академического образования, Вы пришли к искусству иконописи, видимо, всей своей жизнью. Такие примеры есть, особенно в русском искусстве, когда люди вдруг, достигнув чего-то в одном деле, меняли свою жизнь, становились художниками. Например, Федотов был военным – стал живописцем. Один из моих гостей был медиком, а стал мозаичистом. Вы были плотником, как старец Иосиф, – стали художником. Расскажите об этом Вашем пути.

– Как получилось? В детстве мне очень нравилось рисовать, особенно если заболеешь, в школу не ходишь, сидишь дома. И мне нравилось рисовать именно в таком состоянии.

– То есть Вы как заболели в детстве рисованием, так и не излечились?

– Да, я не помню, с какого возраста, но рисую с очень раннего детства.

– Но ведь чтобы рисовать иконы, надо воцерковиться…

– У меня к иконе, наверное, было что-то на подсознательном уровне. Мои родители– невоцерковленные люди, я сам крестился в пятнадцать лет, а до этого вообще не интересовался Церковью. Мой отец – военный, а раньше не было храмов в военных городках, я и не думал, что меня когда-нибудь что-то привлечет к иконе. Но художником хотел стать с детства. Мама долгое время выписывала журнал «Крестьянка», и там однажды был опубликован лик Пресвятой Богородицы «Владимирской». Икона меня поразила: глубокий взгляд, с огромной любовью на тебя смотрят Ее глаза.

– Я видел недавно эту икону в храме Николая Чудотворца в Толмачах, прикладывался. Действительно, такой взгляд – невероятно притягивающий.

– Чем меня зацепила иконопись? Мне понравилось, что, куда бы ты ни отходил, Богородица всегда смотрела на тебя. После того как я увидел икону в журнале, это все на сердце легло. Как-то я с друзьями гулял на пилораме, мне было 14 лет, и нашел обрезок доски, размером приблизительно 18х24, а толщина была около 4 см – такая толстенькая доска. И когда я взял в руки эту доску, не знаю, что произошло, но ребятам сказал, что доску домой возьму. Они спросили, что я с ней собираюсь делать? И я тогда сразу же сказал, что сделаю икону. Откуда это взялось, – но мне захотелось сделать икону. Еще одну икону я увидел на почтовой марке и решил повторить ее на доске. Я сначала края стамеской вырезал, чтобы получилась рама фигурная. И первая моя икона была сделана выжигателем. Не знаю, можно это изделие назвать иконой или нет, но она хранится у моей матери.

– К вопросу о том, что можно называть иконами, а что нельзя. Известно много случаев, когда мироточат, например, детские рисунки, маленькие иконки бумажные. Поэтому здесь сложно сказать, через что проливается Божия благодать. Мы только должны, если уж занимаемся искусством, делать это честно. Лик Божией Матери прекрасен. Ее святой Лука писал, помня Ее образ, а как это можно сделать обычному человеку? И когда приступаешь к подобным вещам, тут опалиться можно, это огромная ответственность... Какие образа Божией Матери Вы делали, что еще?

– За семнадцать лет, сколько я занимаюсь иконописью, вначале я писал в традиционной технике, но потом какое-то время работал в «Софрино» – после армии окончил курсы иконописи и реставрации икон и там ознакомился с древними иконами, а в «Софрино» заказы идут в разных техниках, и их нужно выполнять. Но уже много лет я работаю в академическом, если можно так сказать, Афонском стиле.

– Чтобы было ясно: есть очень много стилей в иконописи, но два основных, которые разделяются на множество подразделов. Это византийский, или древнерусский, стиль, и академический, который можно назвать Афонским. В нашем мире церковном и околоцерковном не утихают споры о том, какой все-таки вид иконописи более правильный. Вам и то близко, и другое, но к чему больше душа лежит?

– Когда писал и тем, и другим стилем, я для себя решил, что за двумя зайцами не угонишься, и надо выбрать один, в котором ты должен развиваться и развиться до совершенства. Чтобы лики были живыми и не было ощущения, что это сделано руками человека, – эта была первая задача, которую я ставил перед собой. А сегодня, считаю, как бы без гордости сказать, что получается писать именно так. Например, я написал Спаса Нерукотворного для храма Христа Спасителя. Икона эта была написана за четыре дня, а размером почти два метра, все было сделано на одном дыхании.

– Для нас, художников, работа над церковными образами Божией Матери, Спасителя, святых – это путь спасения. В каких храмах находятся Ваши иконы? Храм Христа Спасителя – самый главный храм страны, а где еще есть?

– Весь иконостас храма написан в Дмитровском районе Московской области в селе Рогачеве. Там огромный старинный Никольский храм, он вмещал, если не ошибаюсь, около двух тысяч человек, там около шестидесяти икон.

– Я работал в Успенском соборе – это главный храм в Дмитрове, и для меня это место очень значимо; поеду обязательно в храм Рогачева, посмотрю Вашу работу. А что еще?

– В храме города Батайска сейчас заканчиваю иконостас храма Троицы, настоятель его отец Сергий. Осталось совсем чуть-чуть – четыре иконы дописать, и будет иконостас готов.

– Пишете в Москве и отправляете в Батайск?

– В Софрине у меня мастерская, где я тружусь и принимаю людей. В Челябинске написал последнюю по времени икону – Александра Невского. Она в гравировке, украшена эмалью, очень красивая, батюшке очень понравилась.

– Андрей Викторович, я знаю, что Вы иногда работаете не просто для обычных людей, для храмов, но и для очень известных людей. Расскажите об этом.

– Несколько лет назад, когда у (на тот момент еще Президента РФ) Владимира Владимировича Путина был юбилей, на предприятие в Софрино поступил заказ написать ему в подарок семейную икону. Делать это выпало мне.

– Огромная, наверное, ответственность была. А икона понравилась?

– Думаю, понравилась. Икона давалась очень сложно, потому что мне хотелось сделать шедевр. Она была сделана в ювелирном окладе, а на ней изображались Небесные покровители семьи Президента: князь Владимир, Людмила Чешская и Небесные покровительницы его дочерей – старшей Марии и младшей Екатерины. Священнослужители приняли эту икону и подарили Владимиру Владимировичу. Она находится в его кабинете.

– Церковь имеет свои многовековые традиции, свою цензуру, скажем так. Как у Вас выстраиваются отношения не с заказчиками, а именно с церковными властями? Принимают ли они Ваши работы? Может быть, что-то приходится переделывать…

– Я ведь прошел долгий путь. Когда работал в «Софрино», там каждый месяц были художественные советы, где присутствовали и отец Лука из иконописной мастерской Троице-Сергиевой Лавры, и очень много было представителей других монастырей, они постоянно отслеживали нашу работу. Там проработал я пятнадцать лет и настолько, мне кажется, отшлифовался, что мне заказывали писать образцы для типографий. И принимали их уже без художественного совета, основную ответственность нес я. Но все равно, при привозе икон на предприятие, их принимали священнослужители, в частности, отец Вадим, который там настоятель Серафимо-Саровского храма. Иконы по моим образцам опубликованы и миллионными тиражами расходятся по всему миру. Такие, как Ксения Петербургская, Севастиан Карагандинский, Богородица «Умиление», «Казанская», Господь Вседержитель, «Чудо о змие», Спас Нерукотворный. Меня благословили тогда писать оригиналы.

– Можно сказать, что Ваша жизнь и творчество – живое подтверждение истины «что невозможно человеку, возможно Богу». Апостолы тоже не умели разговаривать на разных языках, и вдруг заговорили на всех языках, когда было сошествие Святого Духа. И вот так же снизошло на Вас – Вы стали художником, и не просто художником, а настоящим иконописцем. Это чудо. Но в конце нашей беседы я бы хотел традиционно спросить, было ли в Вашей жизни чудо? Может быть, не одно?

– Можно сказать, чудеса у меня каждый день происходят.

– Так уж и каждый день?

– Вот я сижу сейчас с вами в вашей мастерской, и для меня это уже чудо. Потому что я в детстве, без образования художественного, даже и не мечтал, что буду сидеть рядом с великолепным заслуженным художником. Разве это не чудо?

– Хорошо, пусть это будет чудо, но расскажите про настоящее чудо.

– Вот какое чудо было, например, когда я писал Ксению Петербургскую. Икона была заказана в Боголюбский храм, отец Иоанн и матушка Надежда мне заказывали эту икону. Предварительный размер ее был метр на семьдесят сантиметров. Я очень долго мучился, чтобы прочувствовать образ, естественно, читая житие. Художники, как все впечатлительные люди, настолько глубоко проникаются образом, что, бывает, что-то начинают видеть. Потому что иконы нельзя писать с живых людей, как портреты. Там должна быть стилистика другая. Он должен быть похож, конечно, как мы знаем по описанию. Например, какой длины были волосы, худой лик, овальный или еще какой-то. Когда я приступаю к работе над иконой, вначале пишу фон, потом одежды прописываю, а потом перехожу к лику. Когда писал Ксению Петербургскую, очень тяжело было писать лик. И перед тем, как начинать писать ее образ, я обращался к Богу, чтобы Он мне помог прочувствовать ее взгляд, ее глаза, ее нос. И я очень усердно молился. Произошло самое настоящее чудо: во сне мне приходит лик Ксении Петербургской, я ее прямо видел. Утром сразу побежал в мастерскую и начал писать. Постепенно начали появляться какие-то очертания, объемы, цвет тела, потом стали проясняться глаза. У меня всегда такое состояние бывает – когда ты лик пишешь, чувствуешь, что недостоин писать святых. Но когда я прописал лик Ксении Петербургской, у меня просто посыпались слезы, потому что на самом деле я увидел тот лик, который был во сне.

– Это действительно чудо, подобное было с Васнецовым в Киеве, когда он работал; но это редкость.

– Когда я писал Севастиана Карагандинского, было тоже чудо. Я точно так же очень переживал, как написать лик, тоже для этого же храма. И мне приснился сон, как будто идет игумения, перед которой я упал на колени и просил ее, чтобы она мне покрестила руки. И я ее на это уговаривал во сне. Она подошла ко мне, и я ей сказал: «Благословите мои руки, потому что они недостойны писать лик Севастиана Карагандинского». И когда она их перекрестила, меня благословила, я с легкостью и прекрасным настроением духа сел писать. И, считаю, лик Севастиана Карагандинского удался. «Больше всех впечатляет преподобный Севастиан Карагандинский» – очень часто приходится слышать такие высказывания, что у него взгляд хоть и добрый, но очень строгий и поражает насквозь. Даже были люди, которые, взирая на него, увидели свою греховность, свою духовную несостоятельность, свое духовное лукавство, гордыню. И пришли к покаянию. Это говорил протоиерей Иоанн Клименко, настоятель храма Боголюбской Иконы Божией Матери.

– Дай Вам Бог здоровья, крепости в нелегком служении. Это очень интересно – быть художником, иконописцем, служить Церкви, людям. Я рад, что Вы нашли время прийти и поговорить об иконописи.

Смотрите на телеканале «Союз» программу «Мысли о прекрасном». Понедельник 00.00, 10.30, вторник 04.00. Время Екатеринбурга (+ 2 часа к московскому)

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475