Смерть важнее чем жизнь, к ней надо готовиться

– Сегодня ночью я умру.

– Да, сегодня ты умрешь.

Тебе страшно?

– Умирать мне не страшно, но мне так жалко, что я умру совершенно один. Умирал бы я дома – при мне были бы и жена, и мать, и дети, и соседи, а здесь никого нет…

– Нет, неправда, я с тобой посижу.

– Ты не можешь просидеть со мной целую ночь.

– Отлично могу!

– Знаешь, даже если ты будешь здесь сидеть, пока мы разговариваем, я буду сознавать твое присутствие, а в какой-то момент я тебя потеряю и уйду в это страшное одиночество в момент, когда страшнее всего умирать.

– Нет, не так. Я с тобой рядом посижу. Сначала мы будем разговаривать, ты мне будешь рассказывать о своей деревне, дашь мне адрес своей жены. Я ей напишу, когда ты умрешь; если случится, навещу после войны. А потом ты начнешь слабеть, и тебе будет уже невозможно говорить, но ты сможешь на меня смотреть. К тому времени я тебя за руку возьму. Ты сначала будешь открывать глаза и видеть меня, потом закроешь глаза и уже меня видеть не сможешь, уже не будет сил открывать их, но ты будешь чувствовать мою руку в своей руке или свою руку в моей. Постепенно ты будешь удаляться, и я это буду чувствовать, и периодически буду пожимать твою руку, чтобы ты чувствовал, что я не ушел, я здесь. В какой-то момент ты на мое пожатие руки ответить не сможешь, потому что тебя здесь уже не будет. Твоя рука меня отпустит, я буду знать, что ты скончался. Но ты будешь знать, что до последней минуты не был один.

«Так и случилось», — пишет митрополит Антоний Сурожский в своей книге “Жизнь, болезнь, смерть”. Этот разговор с умирающим солдатом произошел во время войны в полевом госпитале, где монах Антоний тогда служил хирургом. Молодой солдат сумел отойти в жизнь вечную тихо, без содроганий.

Умирать всегда страшно. В особенности если смерть подступила внезапно, когда человек не готов к ней. Не каждому можно бросить в лицо смертный приговор, — утверждал Антоний Сурожский. Но каждому во время болезни, в преддверии смерти необходимо живое участие, сострадание, священническое присутствие рядом. Если священник сумеет коснуться глубин человека, происходит необычайный рост души. Порой невостребованные жизнью духовные богатства обнаруживают свою красоту и величие. Тогда больной легко прощает обиды, примиряется с близкими, с собой, и дверь, что открылась перед ним, уже не кажется черной.

Хоспис – странноприимный дом. Именно так переводится с латинского языка слово, которое в нашей стране узнали недавно. Если понять, что каждый из нас в жизни странник, которому в конце пути необходим приют, первоначальный смысл становится ясным. На языке науки это звучит по-другому: хоспис – система помощи терминальным онкологическим больным и их родственникам, включая помощь медицинскую, духовную, социальную. Есть и третье определение психотерапевта Андрея Гнездилова: хоспис – не дом смерти, он для качественной жизни до конца. Первый хоспис в нашей стране был создан в Санкт-Петербурге.

– Там врач-священник – вполне нормальное явление, – поясняет Елена Станиславовна Шарф. Медицина имеет лишь определенную ступень, на которой она стоит. Дальше управляет Господь. Необходимо больного подвести к порогу, чтобы он пообщался с батюшкой. Ведь даже верующие люди испытывают чувство тупика. Кроме обезболивающих препаратов, больным нужна духовная помощь, одно и другое неразделимо. Накопленные обиды несут внутреннее разрушение. Необходимо выплеснуть их священнику, плакать кровавыми слезами, иначе не помогает и морфин. Покаяние, исповедь, причастие дают возможность уйти без конвульсий. Если же в итоге жизни нет ощущения Божьего присутствия, становится совсем трудно.

Сама Елена Станиславовна, врач по профессии, считает, что на путь служения онкологическим больным ее привел Промысел Божий. Не жилось ей спокойно… Получив благословение Владыки Викентия, занялась созданием хосписа в Екатеринбурге. Сейчас ее небольшой кабинет находится в Свято-Троицком соборе на третьем этаже. «Выше нас – колокола, которые напоминают о жизни вечной», — говорит Елена Станиславовна. Здесь же размещаются немногочисленные сотрудники: диспетчер Людмила Анатольевна Поздеева принимает вызовы, врач Юлия Васильевна Меньшикова обслуживает больных на дому, так как стационара нет. Ей помогает медсестра Юлия Александровна Ведрова. Служит еще в свободное от работы время хирург Алексей Алексеевич Власов, которого больные ждут с нетерпением: очень уж обходительный доктор, человечный… Хоспис окормляет священник Максим Миняйло, а отец Сергий Савин совершает Таинства на дому – крестит, исповедует, причащает. И всех больных, независимо от их характеров, очень любит. Такова работа хосписа на сегодняшний день.

– А в Екатеринбурге около 25000 онкобольных, — рассказывает Елена Станиславовна. — Четверть из них тяжелые. На западе раком болеют еще больше людей, но там нет такой запущенности болезни. У многих – открытые раны, разваливается полтела. Врачи давно их списали (они вообще не говорят о нашей хосписной службе), но мы-то относимся к ним, как к живым. Первое, что нужно сделать – снять боль, затем приоткрыть занавес между больным и болезнью, перед его приближающейся смертью. Когда еще есть время поработать с человеком, мы подводим его к тому, что есть другая форма существования, что смерть – это вовсе не зарывание в землю. С каждым надо общаться по-разному, с каждым — как на экзамене.

Если человек нас услышал, ему легче переосмыслить земной путь. Смерть — это величественное состояние. Она важнее, чем жизнь, к ней надо готовиться. Если люди в конце жизни отказываются от Бога, — значит мы плохо работали. Недавно так умерла женщина. Мне все казалось, что я смогу до нее достучаться. Но она умерла внезапно. По-разному складываются судьбы. Бывает, что человек, в котором, кажется, не осталось ни одной капли жизни, умеет дождаться священника. Верующие больные живут силой ду- ха. Есть среди пациентов 70-летняя женщина. У нее некуда вставить катетер, а она ездит к старой бабушке, помогает по дому. Была мученица Елена 44-х лет, которая не принимала лекарств, считая, что боль лучше. Это уже принятие. В последние месяцы она вела келейную жизнь. Был человек с дикими болями, который ездил к сестре, хотел устроить ее в дом инвалидов. Когда устроил – сразу же умер спокойно. Есть у нас чудо – судьба 32-летней Оксаны. Когда она умирала, я сказала ей: «Смири гордыню, встань на колени». И Оксана покаялась. Сейчас к ней ходит батюшка, за нее молится мать, которая тоже пришла к Богу, Господь дал жизнь этой женщине.

Священник, несколько работников хосписа да родственники, которые считают скудные средства и безмерно устали… Иногда и не родственники – соседи. Можно ли обойтись такими малыми силами в городе-мегаполисе, где ежечасно рак уносит людей? Можно ли успеть подготовить больных к вечной жизни, окружить их вниманием в последний час, когда все они живут в разных районах города? Нужен стационар не менее чем на 1000 коек, считает Е. Шарф. Тогда работа принесет ощутимые результаты. Каждый обреченный имеет право достойно прожить свои последние дни. Для того, чтобы оборудовать больничное помещение, которое городские власти готовы отдать под “странноприимный дом”, необходимо два миллиона рублей. Но таких средств у хосписа нет, а те, кто может помочь, не слышат криков боли и страха из-за стен бетонных многоэтажек. Ведь это не их боль и не их страх. Чужие.

…Полгода назад ушел из жизни двадцатилетний паренек Дима. Незадолго до смерти его спросили: «Когда тебе исполнится двадцать один год?»

«В декабре, – ответил Дима. – Но это теоретически».

Людмила Косовская

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475