Священник Константин Корепанов: Исаак Сирин. Описание жизни и его слов

Продолжение. Начало в №№31, 34 (2020 г.) – 23, 25–29, 31–36, 38–39, 41–48 (2021 г.) – 1–3, 33–39, 41–43, 45–48 (2022 г.) – 1, 3–11, 13–21, 23–26, 29 – 48 (2023 г.), 1–2, 4–11, 13–15, 18–40, 42 (2024 г.) – 1–2, 7–28, 30–40, 42–45 (2025 г.)

Начинаем читать очередного автора из второго тома «Добротолюбия», и этим автором второй том заканчивается. Читать мы будем святого преподобного Исаака Сирина.

Преподобный Исаак Сирин – человек с довольно необычной даже для святых отцов биографией. Традиционно, как многие подвижники того времени, он вместе с братом ушел в молодости в монастырь. Через какое-то время устремился к отшельнической жизни, как почти все сирийские отцы.

Позже его позвали на кафедру города Ниневии, что не совсем свойственно для святых отцов той эпохи и уж тем более для сирийских отцов. Он был родом оттуда. Уговаривали долго, но уговорили. Нам неведомо, по какой причине он согласился стать епископом, но он согласился.

В наше время это традиционный путь всякого епископа: человек уходит в монастырь, через какое-то время его из монастыря берут и посвящают в епископы, совершают хиротонию. Это нормальный путь для всякого русского, византийского, греческого, сербского архиерея. Есть исключения из этого правила. Иногда епископами становятся люди, которые когда-то были священниками и по какой-то причине потеряли семью. Например, горячо мною любимый архиепископ Мелхиседек – удивительнейший человек, во времена архиерейства которого началась моя духовная жизнь.

А древним отцам это не было свойственно. Человек уходил в монастырь, именно умирая для мира, и в мир вернуться он не мог, не хотел, и никто не был вправе требовать от него возвращения. Такие люди, как святитель Николай или святитель Василий Великий, святитель Григорий Богослов, – исключение из правил. Они оставили пустыню для того, чтобы пойти на епископскую кафедру.

А вообще-то считалось, что монах даже священником не может быть. Если вы внимательно читаете жития святых, могли обратить внимание, что до поры до времени монахи даже Литургию не служили. К ним приходил из ближайшего селения священник, служил Литургию или причащал их Запасными Дарами. Самое раннее монашество было такое.

Преподобный Исаак Сирин – не совсем раннее монашество, он умер в конце VI века. Но все-таки это не позднее византийское монашество, относится золотому веку монашеской письменности. Но и в его пору было точно так же. Он сам потом описывает ситуацию, при которой неуместно монаху служить Литургию. Они пользовались услугами местного приходского или специально назначенного священника. В ту эпоху это были несопоставимые служения.

Потом все изменится, церковное бытие станет другим. И то, что казалось невозможным в V или VI веке, будет вполне обыденным для XVII или XVIII века. Церковь проживает свою жизнь в истории. Но в ту эпоху то, что произошло с Исааком Сириным, было необычным, – его вытащили из привычной среды. Он мог быть подвижником в Ниневии или в пригороде Ниневии. Но он жил в пустыне, и люди вытащили его из пустыни. Значит, какое-то слово, весть, свидетельство о его исключительных дарах дошло до жителей Ниневии, и они захотели иметь такого епископа. Учитывая последующую жизнь преподобного Исаака Сирина, скорее всего, в значительной мере на это повлиял его дар слова. Наверняка распространился слух о его глубоко пронзительных словах, духоведении, знании Промысла Божия. Что-то он уже тогда мог сказать людям необычного, непонятного, уже давно забытого, хотя речь идет о VI веке. И люди его позвали.

Неизвестно, по какой причине он согласился. Но дальше начинается уже совсем необычная история. Епископом Ниневийским он послужил совсем немного. Мы не знаем точно, сколько, но очень короткий срок, и он оставил епископскую кафедру и ушел уже окончательно и бесповоротно в отшельники и так прожил до конца своих дней. До нас дошли свидетельства людей о причине его ухода с архиерейской кафедры. Возможно, эти свидетельства более или менее точные; возможно, передана только суть.

Есть разные варианты этой истории, но наиболее распространенный следующий. Пришли два брата во Христе судиться по поводу какого-то долга, один требовал от другого вернуть ему долг. Второй не отрекался его возвращать, но попросил потерпеть, потому что в данный момент он этот долг вернуть не мог. Кредитор притащил своего должника на суд к епископу, ожидая, что епископ сейчас затопает ногами, постучит своей палкой и потребует, чтобы должник вернул свой долг.

А преподобный Исаак Сирин не находил основания для такого требования: «Тебя же просят потерпеть, подождать. В конце концов, мы же все на Евангелие ориентируемся. А там сказано: если дал в долг, не жди, не требуй, когда вернут обратно. Второй же ставится в условие заповеди, что надо возвращать все долги. Надо просто подождать, потерпеть». Попытался он как-то их вразумить, основываясь на Евангельских словах, Евангельских поучениях. Кредитор же на это сказал сакраментальные слова: «Оставь Евангелие сейчас в стороне. Мы пришли с тобой разговаривать о деле, при чем тут Евангелие?»

Я не скажу, что все священники и архиереи должны поступать так, как поступил тогда преподобный Исаак Сирин, но он вполне справедливо сказал: «Тогда зачем я вообще нужен здесь, если никто не слушает Евангелие? Я – человек, для которого Евангелие – вся жизнь. Я могу помочь людям, только возвращая их к Евангелию, поучая, побуждая исполнять их Евангельские заповеди. Если они знают, что есть Евангелие, знают, какие там есть заповеди, но не хотят пользоваться этим, не хотят ориентироваться на Евангелие, тогда зачем я нужен? Я не судья, я не врач, не полицейский, не жандарм, не ученый». Из пустыни его взяли, в пустыню он и вернулся.

Кроме того, житие до нас доводит, на мой взгляд, один очень значимый момент. В наше время тем паче. Каждый архиерей, каждый священник, по сути, становится перед тем же самым свидетельством, перед которым встал и преподобный Исаак Сирин: люди, считающиеся христианами, исповедующиеся и причащающиеся, крещеные и миропомазанные, носящие крест как знак принадлежности христианству, открыто заявляют, что Евангелие они исполнять не собираются, но помощи, участия в их делах от священника или архиерея хотят. «Евангелие не нужно, оставь его в стороне, а вот дом освяти, конференцию благослови, еще что-нибудь сделай… А вот про Евангелие нам не надо, это все лишнее».

Любой священнослужитель современной Церкви становится перед таким свидетельством. И если он действительно сам любит Евангелие, если живет по Евангелию и для него Евангелие дорого, он, естественно, становится перед тем же недоумением, перед которым оказался преподобный Исаак Сирин. Что ему делать в таком случае?

Понятно, что наши архиереи, наши священники остаются на своих местах, видя свое служение именно в просвещении народа, в том, чтобы привить этому строптивому и развращенному народу Евангельское свидетельство, приобщить к Евангельской жизни во Христе, засвидетельствовать, что исполнение Евангельских заповедей, жизнь про Евангелию, – это возможно. И если это так, тогда действительно благодать Божия на это их подвигает, утешает, вдохновляет, исцеляет, вразумляет, укрепляет и дает им силы нести этот крест проповеди о Христе в современном мире.

А у преподобного Исаака Сирина было не так. Он почувствовал, что он разрушается, что не укрепляет его благодать, будто благодать осталась там, в пустыне, а он здесь как бы без благодати. Он растерялся, почувствовал, что жизнь его рушится, что Бог не с ним, благодать не с ним, что он со своей хорошестью, мудростью, праведностью здесь присутствует и даже может что-то сказать глубокое и назидательное, но Бога, Которого он стяжал, общение с Которым обрел в пустыне, он теряет. Из этого сделал вывод, что Богу не было угодно его поставление в епископы, и ушел снова в пустыню.

Там он трудился, подвизался до старости, написал свои замечательные подвижнические слова и в конце VI века почил, отошел ко Господу, Которого любил.

После него остались сочинения. И эти сочинения тоже очень интересные. «Слова подвижнические» преподобного Исаака Сирина – книга не совсем обычная. Она в фундаментальных основаниях, конечно, перекликается с творениями преподобного Ефрема Сирина, которые он наверняка читал, потому что жил после него. Но в целом его книги другие, его слова другие.

Конечно, он, как и все, говорит о покаянии, посте, о смерти для мира, отшельничестве, о том, как бороться с чревоугодием или блудной страстью. Но в то же время, когда прикасаешься к творчеству преподобного Исаака Сирина, понимаешь, что перед тобой нечто другое, с чем ты раньше не встречался. И потому, видимо, этот, в общем-то, не византийский автор (он писал по-сирийски) был очень рано переведен на греческий язык и на церковнославянский.

Слова его были известны еще в Древней Руси, не все сочинение, но отрывки были известны. И когда созрела потребность в переводе святых отцов на русский язык, преподобный Исаак Сирин был переведен одним из первых. То есть представление о том, что этот автор необычный и что-то в нем особенное есть, присутствовало и у византийских современников Исаака Сирина, и на протяжении многих столетий после.

Не случайно человека совершенно иной письменной традиции, аскетической традиции (такого, как Исаак Сирин), очень часто сопоставляют с византийским автором Симеоном Новым Богословом. Конечно, их жизнь очень отличается. Язык, на котором они писали, опыт, в русле которого находились, монашеская традиция совсем другие. Но в их сочинениях есть то, что поражает всякого, кто читает многих авторов.

Когда мы читаем много разных книг (преподобного Иоанна Лествичника, преподобного Исаака Сирина, преподобного Макария Великого, преподобного Антония Великого, как читаем сейчас в сборнике «Добротолюбие» (не все книги, конечно, только отрывки из разных наставлений)), мы понимаем, что действительно что-то в нем не так. Опять-таки не случайно еще иеромонах Иларион (Алфеев) написал первые свои книги о Симеоне Новом Богослове и Исааке Сирине, потому что очень много тем, много представлений у них пересекаются между собой, но при этом в таком полном объеме, в такой насыщенности у других авторов они не встречаются.

Он касается и темы борьбы со страстями, и всего того, что мы встречаем у других отцов, но для него очень важны живые, трепетные отношения с Богом. Он очень много описывает глубоких переживаний о своих отношениях с Богом. Он касается вещей, которые не совсем типичны для монашеской традиции. Это разговор о Промысле Божием, о том, как Бог спасает человека, какими путями ведет его. И очень много слов о любви, очень много откровений и созерцаний.

Это особенно необычно для сирийской традиции, необычно даже для византийской традиции. Этим он цепляет, привлекает внимание, завораживает. И спустя полторы тысячи лет, уже совсем в другом мире, в стране, где говорят совершенно на другом языке, его так же любят, так же читают, так же понимают и, что самое интересное, пытаются исполнять те слова, которые он написал.

Читать мы будем преподобного Исаака Сирина мало. Тут и так-то очень мало отрывков из его подвижнических слов, но даже из того, что здесь собранно, мы будем читать очень-очень мало. Почему?

Во-первых, здесь собрано очень много слов о высоком созерцании, о каких-то очень глубоких вещах. Если человек считает, что он до этого созрел, дорос, милости просим читать его книги целиком, а не отрывки. А у нас все-таки вводный курс в святоотеческое наследие. И я думаю, что лучше не надо так много об этом говорить и читать в таком виде: не лицом к лицу, не глаза в глаза, не сердце к сердцу, а вот так, на большую аудиторию. Это будет не очень хорошо. Некоторые вещи требуют молчания. Так учил преподобный Исаак Сирин. Есть очень-очень много высоких вещей, о которых лучше прочитать в тишине своей кельи.

А во-вторых, подвижнические слова преподобного Исаака Сирина лично я разбираю, есть целый цикл передач на тему этих слов, и можно обратиться к беседам на тему подвижнических слов преподобного Исаака Сирина.

Записала:
Инна Корепанова

Полную версию программы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз»

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475