А.И. Осипов, доктор богословия, заслуженный профессор Московской духовной академии: Безграничная свобода приводит к произволу

Мы уже традиционно встречаемся в рамках большой конференции, которая называется «Наука. Философия. Религия». В этом году тема конференции – «Развитие России в XXI веке. Взаимодействие научного и религиозного начал». Насколько вообще возможно – взаимодействие научного и религиозного начал и конкретно в этой теме? Как смотрят наука, богословие, философия на перспективу развития России в XXI веке?

– Все, кто хотя бы немного знаком с историей науки, христианства, философии, конечно, прекрасно помнят, что еще в дохристианскую эпоху, во времена древних философов Аристотеля, Платона, всей плеяды великих мыслителей античности – все это было едино. Не было никакого разделения на науку, философию и религию. Каждый из них был и тем, и другим, и третьим сразу. Разделение произошло гораздо позднее, даже очень поздно. Еще в первые века существования христианства их не делили. Возьмите Иустина Философа, который был и богослов, и философ; а науки в нашем понимании, как естествознания, тогда просто не было.

Но время шло, и возник такого рода процесс, точнее, факты. С одной стороны, само естественнонаучное познание мира принесло очень много данных, которые нужно было выделить для специального изучения. С другой стороны – и это уже более глубокий момент, – в человеческом сознании происходило постепенное отделение этих явлений, или сторон, человеческой внутренней культуры – религии, науки и философии. Это началось еще в эпоху Возрождения и особенно ярко проявилось уже в конце XVIII и XIX веке.

Наука, кажется, вообще вышла из поля влияния религии (или постаралась выйти в значительной степени). А философия приобрела характер той стороны сознания, которая, по идее, должна была дать и ключ к верному пониманию научных достижений, и оценку самого богословия. В католическом схоластическом богословии было задумано, что философия должна быть «служанкой богословия». Так и началось, но потом получилось все наоборот. В настоящее время мы видим явление, сформировавшееся уже в XIX и ХХ веках, когда богословие стало в какой-то степени «служанкой философии». По крайней мере, философские идеи стали доминировать над богословием и, более того, даже определять характер самого богословия. Такова в самых общих чертах история, и так можно кратко ответить на ваш вопрос.

Все-таки Вы описали векторы, которые расходятся.

– Да.

Эта конференция направлена на то, чтобы эти векторы сходились?

– Я не сказал о российской специфике. Она заключается в том, что в советское время область науки и философии и область религии были разведены полностью. При этом не просто разведены, как отдельные явления, а было своего рода догматизированное утверждение, что единственным научным мировоззрением является атеистическое мировоззрение. А поскольку религия не вписывается в это, следовательно, это ложное и ни в коей мере не сочетаемое с наукой явление. Так продолжалось, как всем хорошо известно, примерно 70 лет, – как говорят, это был семидесятилетний плен, как когда-то у евреев был плен вавилонский.

В связи с теми процессами, которые всем нам известны, в частности с перестройкой и дальнейшим характером развития, теперь мы видим (и особенно это было видно в первые годы перестройки) сильную тенденцию возврата к тому, что некогда было в России, по крайней мере к традиционному мировоззрению. А поскольку Россия живет Православием и православная религия была основной, то, конечно, очень многие попытались увидеть в Православии то, что должно быть другом, союзником и, в определенной степени, даже стимулятором развития научного знания.

Но это оказалось не так просто. Одна из проблем, которая здесь возникла, заключается вот в чем. Совершенно верный тезис науки: необходима свобода творчества, свобода исследования. Великолепно. Но мы видим, к чему это приводит. Хиросима и Нагасаки. Да что они, теперь это уже детские игрушки по сравнению с существующими сейчас средствами уничтожения человека, а следовательно, и всей культуры, цивилизации, и самой жизни на земле. И вот здесь тезис свободного развития науки встретил тяжелейшее препятствие.

Именно религия говорит: необходимы этические рамки, безграничная свобода приводит к произволу. Более того, у святого Исаака Сирина есть замечательная мысль: «Невежественная свобода есть мать всех страстей, и она приводит, в конечном счете, к рабству». Речь идет, кажется, о совершенно понятных вещах. Что же он разумеет под невежественной свободой? Это та свобода, которая не ограничена чем-то. А чем? Это вопрос, который одинаково важен и для науки, и для христианства в его отношении к науке. Богословие могло бы выразить ответ на этот вопрос, наверное, таким образом: там, где нет всеобъемлющей любви к человеку, не может быть добра. Даже истины не может быть там, где нет любви. Я уже не говорю о правде, о полезности. Не может быть никакой пользы, истины, правды, справедливости там, где нет любви. В данном случае отсюда и проистекает необходимость корректирования понятия свободы в научном творчестве и развитии.

Дело в том, что нередко ученый увлекается открытием, которое перед ним стоит, но подчас он открывает такие вещи, которые действительно могли бы быть полезными, но при условии, что окажутся в руках честного, высоконравственного человека. Но кто это может гарантировать? Никто! Я сказал про Хиросиму и Нагасаки, вот вам пожалуйста. Более того, ведь устройство этой бомбы возглавлял знаменитый Оппенгеймер, у него уже были десятки ученых, которые вместе разработали эту атомную бомбу. Даже когда она была еще в процессе разработки, многие из них прямо высказывали опасение: а не произойдет ли в результате этого сверхмощного (по тем временам) взрыва цепная реакция, когда начнется реакция всех элементов Земли, и наша Земля в мгновение ока (или дольше) превратится в солнышко? И эти вопросы и предположения в то время были совсем небезосновательны. Пока еще не знали, может такое произойти или нет, но теоретическая вероятность существовала. Оппенгеймер и другие идеологи все-таки пошли на это испытание. Потом оказалось, что этой мощности недостаточно, и есть еще целый ряд причин, по которым цепной реакции быть не может. Это хорошо, но подумайте только: не зная точно, они все же пошли на такой эксперимент.

А что нас может ожидать в перспективе? Разве не может произойти чего-то другого, когда мы тоже проведем какие-то эксперименты, о последствиях которых пока не можем ничего твердо сказать?

В связи с этим возникает любопытная вещь: апостол Петр, этот необразованный, даже по меркам своего времени (уж не говорю с точки зрения нашего образования), человек, совершенно решительно пишет, что первые люди были уничтожены водою, а последние погибнут так, что земля и все дела на ней сгорят. Когда было сделано открытие в отношении ядерной энергии, особенно атомной бомбы, потом водородной, термоядерного оружия, очень многие обратили на это внимание. Не сделает ли наша наука, пользующаяся абсолютной свободой, такой «штучки», которая превратит нашу Землю в очередной солнечный шарик?

Одним словом, я говорю о соотношении науки и религии, но не религии вообще, а православного христианства. Оказывается, мы вступили в некое напряженное состояние. Христианство требует ограничить исследования твердыми моральными рамками. Наука не соглашается и никогда, наверное, не согласится на это. И как же быть? (Продолжение в следующем номере)

Записала:
Екатерина Самсонова

Полную версию беседы вы можете просмотреть или прослушать на сайте телеканала «Союз».

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475