Труд

Труд и Праздность

Предосудительно не только одним актом прекращать свою жизнь, но и cокращать ее невоздержанием и другими пороками.

Время — не наше. Мы можем располагать им, но благо нам, если мы распоряжаемся им, сообразуясь с волей Хозяина вселенной, который дал нам и время, и жизнь, и свет. Поступайте осторожно, не как неразумные, но как мудрые, дорожа временем, потому что дни лукавы (Еф. 5, 15–16).

Труд — призвание человека, нравственная его обязанность со времен Адама и Евы, а еще более со времен Спасителя, который едва имел время для отдыха и в объяснение своей деятельности ссылался на вечную деятельность Отца.

Труд, поддерживая телесную крепость, приучая к движению, к переменам температуры, к незатейливой пище, делает тело человека покорным орудием духа при благоприятных и неблагоприятных условиях жизни. А это важная нравственная задача.

Конечно, не всякий труд имеет равное нравственное достоинство. “Не говори мне, что ты занимаешься делами; покажи мне, что ты занимаешься чем-нибудь полезным. Заботиться о своем благополучии, умножать свои деньги, вести свои дела — это не то, чего требует от тебя Бог. Он хочет милостыни, молитвы, защиты угнетенных, многого такого, в забвении чего мы проводим всю свою жизнь”.

Не равен труд по своим побуждениям и целям. Но даже и своекорыстный труд — лишь бы не вредный для ближнего — выше праздности. Всяцей бо злобе научила праздность (Сир. 33, 28).

В праздности зарождаются худые помыслы. От праздности произошел роковой грех Евы и пророка Давида. В то время как подданные этого царя подвергали жизнь свою опасности на войне, он покоился на балконе своего дворца.

Ап. Павел писал к Солунянам (2-е, 3, 11): слышим бо некия бесчинно ходящие у вас, ничтоже делающия, но лукаво обходящия. Апостол «бесчинными» называет тех, которые не работают, и сим одним словом показывает великую их порочность: ибо ленивый и неблагочестив, и дерзок в словах, и готов к злоречию, а посему не способен к безмолвию, раб беспечности. Посему апостол повелевает отлучатися от таковых (6), то есть удаляться, как от заразы. Далее говорит: ниже туне хлеб ядохом у кого, но в труде и подвизе, день и нощь делающе (8). Учитель языков, проповедник Евангелия, восхищенный до третьего неба, говорящий, что Господь велел проповедникам Евангелия жить от Евангелия, занимается работой и трудом день и ночь, чтобы не обременить кого. Что ж будем делать мы, к трудам чувствующие леность, гоняющиеся за телесным спокойствием, мы, коим не поручена ни проповедь Евангелия, ни попечение о церквах, но только забота о собственной душе? — Далее, яснее показывая происходящий от праздности вред, прибавляет: «Ничто же делающая, но лукаво обходящия. Ибо от праздности происходит лукавое любопытство, от сего беспорядок, от беспорядка всякое зло».

Даже по сумме наслаждений, доставляемых человеку, труд преимуществует пред праздностью. “Дело человеколюбия Божия, что удовольствия покупаются не золотом и серебром, а трудом, работой, нуждою и всяким любомудрием. Поэтому и вначале Бог наложил на человека труд не в наказание и мучение, но для вразумления и научения его. Адам, когда жил без трудов, ниспал из рая; но апостол, когда проводил жизнь труженическую и тяжкую, в труде и подвизе нощь и день делая (2 Сол. 3, 8), взошел в рай и восхищен на третье небо. Не будем охуждать труд, не будем пренебрегать работой, потому что от них мы получаем, еще прежде Царства Небесного, величайшую награду — сопровождающее их удовольствие, и не только удовольствие, но — что еще важнее удовольствия — самое цветущее здоровье”.

Виды труда

Для получения от труда удовольствия и здоровья нужно, чтобы труд был сколько-нибудь разнообразен. “Разнообразие труда, — говорит Фихте-старший, — освобождает от отдыха в виде наслаждений”. Напротив, труд однообразный, механический утомляет и душу и тело. В этом отношении труду земледельческому нужно дать предпочтение перед фабричным и городским.

Тем не менее ошибочно некоторые писатели провозглашают земледельческий труд единственно законной формой труда, а прочие формы труда считают бесполезными или прямо вредными. Если бы все предались земледельческому труду, то человечество остановилось бы на очень низкой ступени материального и духовного преуспеяния. Несправедливо и то положение, что все формы труда неземледельческого ничего не дают простолюдинам, а только закрепляют недолжный строй общественной жизни, при котором-де одни (крестьяне) трудятся, а другие (люди среднего и высшего класса) тунеядствуют.

Говорят, канцелярский, городской и фабричный труд бесполезны для крестьянина и существуют только для обеспеченных людей. Если бы это было справедливо, то и тогда формы городского труда не излишни, так как они нужны для обеспеченных людей. Нельзя считать полезным только то, что необходимо для крестьянина. Экономическое, физическое и духовное преуспеяние всех некрестьян ужели не стоит труда? Человечество представляет собою не уединенные группы существ, но одно целое, в котором верх влияет на низ и низ на верх и действительное благо одного не проходит бесследно для другого. При внимательном наблюдении можно уследить, что те роды деятельности, которые не относятся к земледелию, небесполезны и для земледельцев. Крестьянин уже почувствовал желание умственной пищи, которой не добудешь сохой и бороной. Между университетами, академиями и низшей крестьянской школой есть несомненная связь. Небесполезны для простолюдинов суд немздоимный, медицина, научно-популярные книги, рациональное хозяйство, улучшение орудий производства, чугуны, пилы, косы, плуги, молотилки, самовары, пожарные машины, железные дороги, пароходы, спички, керосин, лампы, улучшенные семена, лесонасаждение и многое другое, над чем потрудились и трудятся люди науки и городского труда. И искусства, хотя медленно, несут свою дань простолюдину в виде олеографий, улучшенного церковного пения, удобных и изящных храмов и т. п. Все это выработано не простолюдинами, не сохой, а наукой и людьми городского труда.

Выше мы сказали, что разнообразие труда полезно для трудящегося. Но для совершенства произведений труда, наоборот, нужна специализация труда. Это заметил еще премудрый Сирах, писавший: мудрость книжная приобретается в благоприятное время досуга, и кто мало имеет своих занятий, может приобресть мудрость. Как может сделаться мудрым тот, кто правит плугом и хвалится бичом, гоняет волов и занят работами их, и которого разговор только о молодых волах? Сердце его занято тем, чтобы проводить борозды, и забота его — о корме для телиц. Так и всякий плотник и зодчий, который проводит ночь, как день: кто занимается резьбою, того прилежание в том, чтобы оразнообразить форму; сердце свое он устремляет на то, чтобы изображение было похоже, и забота его о том, чтоб окончить дело в совершенстве. Так и ковач, который сидит у наковальни и думает об изделии из железа: дым от огня изнуряет его тело, и с жаром от печи борется он; звук молота оглушает его, и глаза его устремлены на модель сосуда; сердце его устремлено на окончание дела, и попечение его — о том, чтобы отделать его в совершенстве. Так и горшечник, который сидит над своим делом и ногами своими вертит колесо, который постоянно в заботе о деле своем и у которого исчислена вся работа его: рукою своею он дает форму глине, а ногами умягчает ее жесткость; он устремляет сердце к тому, чтобы хорошо окончить сосуд, и забота его о том, чтоб очистить печь. Все они надеются на свои руки, и каждый умудряется в своем деле. Без них ни город не построится, ни жители не населятся и не будут жить в нем. И однако ж они в собрание не приглашаются, на судейском седалище не сидят и не рассуждают о судебных постановлениях, не произносят оправдания и осуждения и не занимаются притчами; но поддерживают быт житейский, и молитва их — об успехе художества их (Сир. 38, 24–39).

Этот закон разделения труда умственного и физического, наблюдаемый и ныне, не столь непреложен, чтобы нельзя было делать отступлений для пользы представителей труда умственного и физического. В интересах человечества такие отступления делать необходимо. Как умственный труд без физического убийствен для тела, так и физический без умственного убийствен для души. Начальник нашей веры Иисус Христос знаком был с трудом плотника; Его апостолы даже во время напряженной проповеднической деятельности не гнушались приобретать хлеб физическим трудом. Такое соединение духовного делания с телесным было одним из правил подвижников Церкви. Когда преподобный Антоний Великий унывал, ему явился Ангел и примером наставил его, что нужно чередовать работу с молитвой.

Спасительность труда и вред бездействия

В молитве Господней мы научены просить, чтобы воля Господня осуществлялась как на небеси, так и на земли. Эти слова говорят о подчинении всяческих наших трудов Богу — будь то труды для мирского благополучия или для спасения души. Мы должны прославлять Бога в душах и телесах наших, весь живот наш предавать Ему.

Поэтому и физический труд богоугоден и не только не препятствует спасению души, но благоустрояет ее, когда трудящийся не забывает единого на потребу и посвящает свой труд Христу. Без Него мы не можем сделать ничего истинно полезного для себя и для ближних. Как дерево на каменистой почве не может быть плодоносным, так и наша деятельность не будет благотворной без благодатной помощи Христа. Трата требует подновления, даяние — принятия. Поучителен в этом отношении пример вифанской Марфы. Она забыла, что то, что может ей дать Христос, неизмеримо важнее и нужнее ее услуг Христу. И вот ее торопливый труд вместо радости приносит ей самой раздражение против сестры и Гостя. Господи, восклицает Марфа, или Тебе нужды нет, что сестра моя одну меня оставила служить? (Лк. 10, 40).

Так всякая деятельность без питания себя молитвой и размышлением, без самообразования и самоусовершения начинается у нас похвальбой, а кончается жалобами на трудность дела, его малоплодность, на людскую неблагодарность, на свое одиночество и на сотрудников. В прежнее время называли такое состояние разочарованием.

Даже строго научная деятельность без посвящения ее Христу, без памятования о едином на потребу обращается к мелочам и делается малоплодною.

Св. подвижники видели в телесных трудах хорошее врачевство от греха и греховных помыслов. Преподобный Антоний писал: “Телесные труды суть оборонительное оружие добродетели. Они спасительны для души”. Преподобный Макарий, искушаемый горделивым помыслом идти в Рим для облагодетельствования страждущих, насыпал мешок песком, возложил его себе на плечи и стал ходить по пустыне. Ему встретился один из знавших его мирян и сказал: “Дай я тебе помогу нести”. Преподобный отвечал ему: “Я томлю меня томящего; ибо, когда пребываю в праздности, помысл зовет меня странствовать”.

“Бездействие и праздность гибельны для души и могут вредить более, нежели демоны. Если крепкое тело оставить в бездействии и праздности, то от него родятся все пороки в душе. И как бы сильно кто ни любил добро, но недеятельность вскоре истребит в нем даже мысль о добре, какую он имел”. “Люби труды. Они с потом, молитвой и бдением предохранят тебя от всех грехов, потому что телесные труды споспешествуют чистоте сердца”.

Зараженный праздностью “начинает обыкновенно тем, что находит сладким прекращение некоторых дел христианских, а оканчивает тем, что все эти дела становятся для него несносными. Размышление удерживает в надлежащих пределах его воображение: оно утомительно. Чтение благочестивых книг наводит на него скуку. Молитва требует сосредоточения мыслей: она ему не нравится. Должности государственные требуют прилежания: они для него тяжелы. Посещение больных внушает ему отвращение. Чем более он предается своей лености, тем более она приобретает власть над ним. Он как бы погряз в некоторую тину”.

Человек безукоризненной жизни, но ленивый, не должен думать, что он находится в состоянии благодати, хотя бы и другие так о нем думали. Он подобен тому упоминаемому в Апокалипсисе епископу, который между людьми имел имя, будто жив, а пред очами Божиими был мертв (3, 1).

“С леностью несовместима любовь, важнейший признак христианина. Любовь и леность недолгое время могут существовать в одном человеке. Или любовь, пробудившись, прогонит леность; или леность, усилившись, потушит и истребит любовь. Безрассудно думать, что можно иметь любовь, не производя ни одного ее действия; что можно иметь любовь, не чувствуя ее пламени; что можно иметь любовь, исполняя небрежно обязанности, возлагаемые религией и обществом; что можно иметь любовь, не совершая спасительных дел, которые ее питают, поддерживают, воспламеняют и усиливают. Любовь по самому существу есть добродетель деятельная. Она сообщает нашей душе движение, теплоту и жизнь”.

Обязательность труда

Составляя врачевство против греха, труд наш в то же время есть плата нашего долга государству и обществу. Предшествовавшие поколения трудились над тем строем жизни, в котором мы пользуемся многими удобствами. Для воспитания каждого из нас прилагали свое старание родители, родные, учителя и иногда слуги. Если мы в данный момент имеем как собственность землю, скот, одежду или что другое, то эта собственность представляет собою переданные нам по наследству или еще каким способом продукты и экономию чужого труда. Стыдно и грешно пользоваться продуктами чужого труда, не участвуя в человеческом труде, не возвращая людям того, что мы от них приняли и принимаем каждую минуту. Хлеб, который мы едим, дом, в котором мы живем, одежда, которая защищает нас от холода, мебель, которою мы пользуемся, книга, которую читаем, — все это труд многих лиц. И в то время, когда мы предаемся неге и лености, десятки и сотни рабочих рук трудятся для нашего благополучия. Правду сказал один китайский император: “Если какой-нибудь мужчина не работает или женщина ленится, кто-нибудь в империи должен страдать от холода и голода”.

Преимущество положения, важность сана, богатство не только не могут быть оправданием лености, но еще обязывают к усиленному труду. Кому много дано, от того общество и государство вправе ожидать больших услуг. “От монарха, обремененного тяжестью общественных забот, до последнего из его подданных все лица всех званий трудятся для сохранения государства и для его славы. Каждый, достигая блага частного, содействует благу общему. Из стечения их усилий, разделенных, но направленных к одной и той же цели, образуется общественный порядок. Из произведений их трудов, распределенных по различным классам, составляется общественное благосостояние. Каждый что-нибудь приносит к общему благу и сам от него получает. Ленивый причиняет явную несправедливость своим братьям. Он собирает дань с трудов другого, а сам не хочет приносить дань со своих трудов. Для чего же и живет человек в этом мире, если не делает в нем ровно ничего? В гражданском обществе он то же, что на деревьях некоторые ветви, не только бесплодные, но и растущие ко вреду других: не принося плодов, они всасывают в себя соки, которые могли бы производить плоды. Такие ветви садовник обрезывает с постоянной заботой. Так и праздный человек без всякой пользы для общества, даже ко вреду его, занимает место, которое мог бы занять гражданин полезный”.

Естественно поэтому, что праздность лиц высшего сословия и беспечных раздражает рабочие классы, а трудолюбие тех же лиц примиряет низшие классы с привилегированностью положения высших и богатых.

Иногда говорят, что Учитель, научавший беззаботности и бескорыстию, не мог быть сторонником производительного труда. Но труд и корысть — не одно и то же. Труд может быть и часто бывает вполне бескорыстным, даже благотворительный. С другой стороны, и леность нисколько не свидетельствует о бескорыстии.

Труд и забота часто идут рука об руку. Тем не менее забота рождается не от труда, а от неумеренной любви к миру и ненадеяния на Бога. И ленивые могут быть заботливы, могут охать и вздыхать о будущем.

Времени для этого у них даже больше, чем у трудящихся. Когда Господь сказал: не заботьтесь о завтрашнем дне, Он вовсе не запретил труда для будущего, но только заботу о будущем. Трудись, сей, но не вздыхай и не унывай при своем делании. Даже и тогда не заботься, когда неблагоприятные обстоятельства будут угрожать успеху твоего труда. Трудись, но не заботься! Труд производителен, полезен для души и тела. Забота не помогает твоему благосостоянию, она сушит тело, печалит душу.

Проклявши бесплодную смоковницу только за то, что на ней не было плода, Спаситель тем самым утвердил достоинство плодотворного труда.

Отдавая должное труду, не следует забывать, что попечение об угождении Богу и спасении души есть настоящее дело, а все земные дела только поделие, занятия второстепенные, подчиненные главному делу. “Все, что бывает по заповеди Божией, есть дело души, а что работаем по собственному рассуждению, это должны мы почитать прибавлением к делу. Вот, например, ты слышишь, что я болен, и ты должен посетить меня; если ты не оставишь своего рукоделия и не пойдешь, то оставляешь заповедь Божию, то есть дело души, и делаешь поделие, то есть рукоделие свое”.

Читайте «Православную газету»

Сайт газеты
Подписной индекс:32475